Мое обретение полюса
Шрифт:
После восьмидневного форсированного марша мы достигли всего лишь мыса Теннисон [168] — наша тягловая сила не шла ни в какое сравнение с собачьей. Лед оставался гладким, погода — сносной, однако при самом счастливом стечении обстоятельств нам удавалось продвигаться со скоростью 7 миль в сутки. Если бы у нас были собаки, мы легко преодолели бы это расстояние за двое суток.
Когда мы приближались к земле, то в створе с мысом Теннисон, примерно в двух милях восточнее его, открыли два небольших островка. Их обрывистые берега поднимались на высоту около тысячи футов. Самый восточный островок был около полутора миль длиной (с востока на запад) и примерно три четверти мили (с юга на север) шириной. В полумиле к западу от него лежал островок поменьше. Там мы не увидели никаких следов растительности или признаков жизни, хотя и обнаружили на льду цепочки песцовых и заячьих следов. Я решил назвать крупный островок именем Этукишука, а меньший — именем
Note168
Мыс Кинг Эдуард VII на современных картах.
Note169
Соответственно острова Смит и Коун на современных картах. Учитывая, что, лишившись шагомера, Ф. Кук определял в этом походе расстояния весьма приближенно, вся ситуация дана им в полном соответствии с современной картой.
Побережье Земли Элсмира от мыса Теннисон до мыса Изабелла еще в середине прошлого столетия было положено на карту с палубы кораблей, но с большого расстояния от земли. Не многое удалось добавить с тех пор. Широкий пояс берегового припая, не позволявший судам близко подойти к побережью, весьма затруднял исследования. И мы, продвигаясь на север по морскому льду, надеялись, что нам удастся приблизиться к берегам, чтобы тщательно исследовать их.
Лет пятьдесят назад нескольким эскимосам довелось бродить по льду от бухты Понд до берегов Гренландии. Они покинули Америку из-за страшного голода, который угрожал истребить все племя. Их зимний лагерь был расположен на острове Кобург. Там в течение зимы им удалось добыть много моржей и медведей, а летом на острове Кент — много кайр. Двигаясь от этого острова на северо-восток на каяках, эскимосы заметили мириады кайр, или «акпас», мористее юго-восточного мыса материка. В языке эскимосов не было слова для обозначения этой земли, и они назвали ее Акпохон — «дом кайр». Гренландские эскимосы еще ранее именовали эти земли «Амингма пуна», то есть «землей мускусного быка», но они тоже восприняли название Акпохон. Мы, европейцы, воспользовались именно этим названием, распространив его на весь остров и на большую часть северных земель, лежащих к западу от Гренландии. Пробиваясь на север, эскимосы голодали. Им, чтобы выжить, пришлось выдержать настоящее сражение с голодом и стихиями, что не миновало и нас.
У мыса Паджет, где было много медведей и нарвалов, они соорудили второй зимний лагерь. Затем через фьорд Талбот нашли короткий проход через Землю Элсмира в страну мускусного быка на западе. [170] Так в скитаниях эскимосы пережили вторую зиму и добрались до берегов Гренландии только на третье лето. Там они ввели в употребление каяк, лук и стрелы. Их потомки и по сей день здравствуют и слывут преуспевающими охотниками.
Земли, которые мы проходили, совершенно естественно вызвали в моих спутниках воспоминания об истории их народа. Мы нашли несколько древних стоянок, и Этукишук, чей прадед был одним из пионеров, подробно рассказал нам историю каждого лагеря.
Note170
Едва ли это верно, так как внутренняя часть острова Элсмир в окрестностях мыса Паджет покрыта ледниками, а долины, ведущие к западному побережью, располагаются севернее (так называемый проход Свердрупа, которым воспользовался Ф. Кук в 1908 г.) или южнее (на участке между верховьями залива Макинсон и Бауман-фьордом).
Как правило, приблизиться к земле было очень трудно. Глубокие снега, гряды высоких торосов и выступающие далеко в море ледники то и дело заставляли нас отклоняться в сторону, что мешало нам осмотреть руины. Лед между мысами Теннисон и Кларенс, примыкавший к полынье, оказался очень гладким, однако по его влажной подсоленной поверхности [171] наши нарты почти не скользили. Для преодоления большого трения нам подошли бы полозья из моржовых бивней или крупных костей животных. Устойчивый северный ветер нагонял лед и неприятно обдувал наши лица. На несколько дней шторм заключил нас в ледовую тюрьму иглу. Из-за этого вынужденного безделья нам пришлось попусту расходовать драгоценное продовольствие и топливо.
Note171
Описанное Ф. Куком характерно для морского припая, так как при замерзании морской воды соль, содержащаяся в ней, накапливается на поверхности льда.
Мы столкнулись с серьезными трудностями между мысами Кларенс и Фарадей. Здесь лед громоздился высокими грядами. Огромные сугробы и неутихавшие штормы, налетевшие с запада, сделали путешествие почти невозможным. Я понимал, что без пополнения запасов продовольствия пребывание в бездействии подобно самоубийству. Груз на нартах полегчал, мы выбросили каждый
По истечении 35 суток, заполненных постоянным трудом, мы умудрились достичь мыса Фарадей. Наши запасы продовольствия истощились полностью. Мы столкнулись лицом к лицу с самой отчаянной проблемой, которая подстерегала нас в долгой цепи наших несчастий. Мы столкнулись с голодом. Мы находились далеко от мест обитания животных и уже целый месяц не видели ни одного живого существа. Каждая клеточка у нас дрожала от холода и голода. В отчаянии мы ели кусочки кожи и жевали жесткую веревку из моржовой кожи. Несколько раз нашей единственной пищей были половина свечи и три чашки горячей воды. Как-то раз нам удалось сварить немного жесткой моржовой кожи, и мы съели ее с большим аппетитом, правда пережевывая ее, я сломал несколько зубов. Кожа была слишком жесткой для зубов, но благодатной для наших желудков и обладала тем преимуществом, что на продолжительное время снимала голодные спазмы. Однако после этого «обеда» у нас осталось всего несколько обрезков веревки.
Жесткая необходимость заставила нас продвигаться окольным путем, и до мыса Сэбин нам оставалось еще 100 миль, а наш путь до Гренландии, если мы встретим большие разводья, [172] мог растянуться до 200 миль. Все эти непредвиденные трудности мы смогли бы преодолеть не менее чем за месяц. Где же, спрашивал я сам себя в отчаянии, где же заполучить средства к существованию на эти 30 суток?
Полоса темных испарений на востоке, милях в 25 от берега, указывала на полынью. На льду не было тюленей и вообще никаких обнадеживающих признаков жизни, только старые медвежьи и песцовые следы оставались на поверхности безрадостного снежного поля, когда мы разбивали лагерь. Последние куски мяса мы оставляли в качестве приманки для медведей, но ни один из них в течение нескольких дней так и не отважился нанести нам визит. Однако постоянный ветер с берега и близость открытой воды все же вселяли в нас надежду.
Note172
На севере Баффинова моря даже зимой сохраняются участки незамерзающей акватории (так называемая «северная вода»), существование которой обусловлено проникновением теплых вод из Атлантики (Западно-Гренландского течения).
Однажды, когда мы, как обычно, брели по маршруту, мы увидели медвежьи следы. Эти безмолвные отметины на снегу, видимые в полумраке, возродили в нас надежду на выживание. Вечером 20 марта мы тщательно приготовились к встрече со зверем.
Мы построили иглу несколько прочнее обычного, перед ним устроили из снежных блоков полку, на которой разложили привлекательные кусочки кожи так, чтобы они имитировали лежащего тюленя. Над этим «чучелом» мы приладили петлю. В нее зверю пришлось бы просунуть голову и шею, чтобы схватить приманку. Другие петли были разложены так, чтобы захватить медведя за ноги. Все веревки были надежно прикреплены к льду. В стене дома мы прорезали бойницы и пробили заднюю дверь, через которую можно было убежать или совершить нападение. Мы тщательно заточили наконечники копий и ножи. Когда все было готово, один из нас остался на вахте, а двое прилегли немного отдохнуть. Ждать пришлось недолго. Вскоре мы услышали поскрипывание снега, что послужило нам сигналом к началу сражения. Вытянув вперед маленький черный нос, венчающий длинную шею, зверь приблизился.
В крошечные отверстия в стене он казался огромным. По-видимому, он был голоден, как и мы, и поэтому направился к приманке напрямик. Мы выбили запасную дверь. Авела и Этукишук вышли наружу, один с копьем, другой с гарпуном. Однако я знал, что наши копье, петли, лук и стрелы окажутся бесполезными.
Прошлым летом, когда я только еще предвидел голодную годину, я спрятал последние четыре патрона в своей одежде. Мои ребята не знали об их существовании. Эти патроны предназначались на самый крайний случай, чтобы убить или кого-либо, или самих себя. До сих пор такое отчаянное положение еще не наступало.
Медведь приближался медленными, размеренными шагами, обнюхивая землю там, где лежали шкуры.
Я дернул за веревку. Петля затянулась на шее зверя. Одновременно на рычащего зверя обрушились копье и гарпун.
Началась жестокая схватка. Я извлек из кармана один из драгоценных патронов, вложил его в ружье и отдал ружье Авела, который прицелился и выстрелил. Когда дым рассеялся, истекающий кровью медведь лежал на земле.
Мы ободрали зверя и начали пожирать теплую, источающую пар плоть. Силы снова вернулись к нам. Мы добыли пищу и топливо в изобилии. Мы были спасены! При таком успешном завершении охоты мы могли бы спокойно оставаться на месте и с комфортом дожидаться того времени, когда тюлени начнут принимать солнечные ванны на льду, а с их появлением обеспечить продовольствием наш поход в Гренландию не так уж и трудно.