Моё сердце в твоей груди...
Шрифт:
Когда топот конских копыт утих вдали, Монастарио вернулся в ложбину и за ноги вытянул из кустарника Варгаса. Тот уже очнулся, но, будучи связанным, мог только бросить на капитана полные ненависти взгляды. Монастарио подтянул его поближе к костру.
— Теперь слушай сюда, гаденыш, — произнес он, с плохо скрытой ненавистью глядя на убийцу, — если хочешь прожить ещё хотя бы немного, то будешь делать всё, что я скажу. Если нет, я пристрелю тебя прямо здесь, или просто суну головой в костер.
В глазах негодяя плеснул панический ужас. Монастарио тычком поднял его на ноги и толкнул перед
— Ступай вперед, гадина.
Чалый мирно пощипывал чахлую травку, росшую между камней. Монастарио приласкал коня, затем перекинул Варгаса через седло, привязав так, что тот не мог пошевелиться. Пройдя немного вдоль скал, он услышал фырканье и перестук копыт и скоро обнаружил громадного черного коня. Слишком часто они сталкивались, чтобы можно было не узнать этого демона.
— Иди домой, твой хозяин будет ждать тебя там, — сказал капитан, удостоверившись, что жеребец не привязан. Негромко заржав, огромный черный конь стукнул копытом. Затем развернулся и неспешной рысью двинулся через пустошь.
========== Часть 5 и последняя. ==========
Две недели спустя возле гасиенды де ла Вега остановился небольшой экипаж, из которого вышли капитан Энрике Монастарио, одетый с иголочки, хотя и прячущий не до конца зажившие запястья в белые перчатки, и удивительно красивая сеньорита в белоснежном наряде, в которой едва ли можно было узнать жалкую продавщицу лепешек.
Прилегший отдохнуть Диего с улыбкой встал и вышел навстречу гостям. Из дома уже спешил дон Алехандро. Девушка обняла младшего де ла Вегу и протянула руку для поцелуя старшему.
— Поистине, мужчины умирали и за менее прекрасных женщин, — восхищенно улыбнулся старый идальго. — Капитан, должен сказать, что вы очень счастливый человек.
— Я это знаю, — усмехнулся Монастарио, — и буду ещё счастливее, если дон Диего соизволит поторопиться.
Диего поцеловал маленькую ручку сеньориты Оллин и взял тросточку, с которой ходил последние несколько дней, после того, как доктор позволил ему вставать с постели.
Он всё ещё не оправился от ранения, но когда пришедшая проведать его Оллин попросила Диего и дона Алехандро присутствовать на свадьбе и вручить её руку капитану Монастарио, молодой идальго не смог отказать. К его удивлению дон Алехандро согласился без особых колебаний принять приглашение. Диего помнил их беседу, когда вечером отец зашел пожелать ему спокойной ночи.
— Если правда то, что эта девочка — дочь Родриго де ла Серна, а вернее всего это правда, то я буду рад сделать для неё хоть что-то, — сказал дон Алехандро, расхаживая по комнате после того, как Диего сообщил ему о желании девушки, — Родриго был моим другом, хотя, увы, я узнал о гибели его и его супруги уже когда всё свершилось.
— Бумаги так и не нашлись, — напомнил ему Диего, — официально капитан всего лишь капитан и комендант города, но никак не идальго, а его избранница — обычная метиска.
— Думаю, Зорро вполне одобрил бы такой поступок, — усмехнулся дон Алехандро, наклоняясь, чтобы поправить подушку под головой сына. — Знаешь, сын мой, он многому научил меня, этот благородный разбойник. И думаю, я буду с благодарностью вспоминать о нем.
— Он ведь не навсегда исчез, отец, — хмыкнул Диего, — даже
— Но, возможно, найдется кто-то, кто изменит самого капитана Монастарио, — задумчиво произнес старый идальго.
Церемония проходила в крошечной церквушке. Гостей было немного, со стороны невесты посаженным отцом выступал Алехандро де ла Вега, со стороны жениха свидетелем — Диего. Так же присутствовали капитан Веласкес, командующий отрядом, который должен был забрать преступников и увезти их из Лос-Анджелеса, и Бласко Рамирес, молодой кабальеро, не так давно вернувшийся из дальней поездки.
Церемония была скромной, венчал влюбленных отец Фелиппе. Дон Алехандро на правах опекуна подвел девушку к жениху и отошел в сторону, где уже стояли Диего и оба свидетеля.
— Согласен ли ты, Энрике, взять в жены эту женщину, чтобы быть с ней в радости и в горе, в болезни и здравии, в богатстве и бедности? — задал сакраментальный вопрос падре Фелиппе.
Монастарио с нежностью взглянул на стоящую рядом девушку.
— Согласен.
— Согласна ли ты, дочь моя, взять в мужья этого мужчину, быть с ним в радости и горе, в болезни и здравии, в богатстве и бедности?
Оллин бросила на возлюбленного пламенный взгляд.
— Согласна, святой отец.
— Если кто-то имеет что сказать против этого брака, пусть говорит сейчас или умолкнет навеки, — торжественно провозгласил старик.
В молчании было слышно, как ветер перебирает песчинки на полу.
— Я могу сказать, — произнес хриплый, дребезжащий голос.
Если бы молния ударила у ног молодых, они не были бы так потрясены. Оллин в отчаянии прижалась к капитану, который стиснул её в объятиях. Оба они смотрели на согбенную фигуру глубокого старика, ковыляющего к ним опираясь о плечо молоденького монаха.
— Святой отец Кабреро! — изумленно произнес дон Алехандро, первым узнавший странного гостя.
— Он самый, сын мой, — старик с улыбкой протянул ему иссохшую руку, — ты всё ещё помнишь меня.
Монастарио с такой силой прижал к себе девушку, что все силы небес и ада не могли бы вырвать её из его объятий. На миг его охватило отчаяние, что, если положение девушки встанет между ними? Что, если он потеряет Оллин?
— Твои глаза говорят за тебя, — улыбнулся старый священник, глядя на испуганную девушку, — я хорошо помню дитя с лицом своей прекрасной матери и глазами красавца-отца. Я принес то, что даст тебе всё, чего ты была лишена долгие годы волей Провидения.
Монастарио побледнел. На миг он прильнул лицом к волосам девушки, уложенным в высокую прическу, затем с неохотой разжал объятия.
— Страница, где есть свидетельство о твоем рождении, дитя, — отец Кабреро с улыбкой извлек из рук послушника толстую истрепанную книгу. — И я могу засвидетельствовать перед Богом и людьми, что эта сеньорита — благородная дама, дочь графа де ла Серна и его супруги Кристабел, чей брак был заключен годом ранее, о чем так же есть свидетельство.
— Отче, зачем оно мне? — тихо произнесла девушка, не поднимая головы. — На что мне титул, на что мне имя, если вот здесь, рядом со мной стоит человек, который берет меня как простую девицу без роду и племени.