Могильщик. Трое отвергнутых
Шрифт:
Но у одного из матросов есть что-то такое, что переламывает ход битвы, последнее средство. Вернее, завершает драку абсолютной ничьей, потому что после использования этого все на лодке превращаются в обгоревшие силуэты, засыпанные жирным чёрным пеплом.
И лишь она, та, что откусила то злополучное пирожное, ослепшая и сходящая с ума от боли бултыхается в озёрной воде. Она не сможет доплыть до берега, но продолжает сопротивляться. Лодка с несколькими пробоинами идёт на дно, а злоба людей, умерших на ней, начинает отравлять воду, делая её непригодной для человека на долгие годы.
– Попей, любимый, - говорит
– Сделай глоток, а то у тебя в горле пересохло.
От неожиданности охотник вдыхает отравленную воду, начинает задыхаться...
– Очнулся уже, брось его.
Хасл вытер плечом лицо, убирая мокрые волосы с глаз. Он находился в гостевом домике Друга, в этом сомнений не было. Молодого охотника и два мёртвых тела бросили к большому камину, а полдюжины человек собрались за столом. Эзмел, Эрли, Викле, Хоркле, а так же кто-то из каменщиков и лесорубов, их охотник не узнал - они сидели спиной к Хаслу, да и полутьма мешала. Те, кто участвовал в ночной охоте, выглядели не так, как следовало бы перед встречей с Другом - заспанными, в растрёпанной и наспех почищенной одежде. При виде друга на миг охотника укололо возмущение, смешанное с удивлением - вместо Эрли за столом должен был сидеть он, но тут же Хасл понял какая это глупость. Не Эрли похищал могильщик, и не Эрли на глазах у всех оказывался в чреве Зверя.
Единственное общее между сном и реальностью - это жажда.
– Воды, - прохрипел он, но никто даже не обернулся.
– Что ж, - слишком ровным голосом произнёс Эзмел, - я обещал позвать Друга, и я его позову. Надеемся, он придёт как можно скорее.
– Воды, - повторил молодой охотник.
– Заткнись, - с болью в голосе ответил Эрли.
– Ты мне, паскуда, ещё ответишь, куда вы подевали настоящего Хасла.
– Может, поспрашивать у него про настоящего Хасла до прихода Друга?
– подал голос Викле.
– У меня есть пара рабочих методов.
– А если это настоящий Хасл?
– резко возразил старый рыбак.
– Давайте все заткнёмся и просто сосредоточимся на зове.
Каждый из сидящих за столом закрыл глаза, положил правую руку на сердце и, беззвучно шевеля губами, воззвал к Другу. Хасл тоже позвал его, хотя и не мог прикоснуться к метке. Несмотря на это, охотник почувствовал, как каждый луч выжженной на его груди звезды налился горячей кровью.
Зов услышан, осталось только подождать...
– Я не чувствую его присутствия, - с нотками паники в голосе проговорил Эрли.
– Он не откликается!
– Заткнись и продолжай звать!
– рыкнул Эзмел. Его лицо раскраснелось от напряжения, на висках выступил пот.
Они пытаются, но у них ничего не выходит. А у него - бах!
– и получилось. С первого раза.
Хасл зашёлся лающим смехом.
– Я вызвал его, - прохрипел он.
– Не волнуйтесь так. И когда Друг скажет, что я - это я, возможно, я найду время, чтобы опробовать пару методов допроса на Викле. Старый ублюдок, ты же должен помнить - настоящим людям нельзя причинять вред? Быть может, ты хотел пытать меня из личной неприязни, а вовсе не из-за того, что я могу быть чужаком?
– Если даже ты и есть Хасл, Друг бы меня понял, - огрызнулся хуторянин.
– Столько народу погибло, а ты...
– Заткнитесь!
– панически завопил Эрли.
– Неужели вы
– Успокойся, - оборвал тощего охотника Эзмел.
– В любом случае, я не слышу какого-то отклика, а слова этого... человека... можно проверить.
Рыбак встал из-за стола и, вытащив короткий узкий нож из-за пояса, приблизился к Хаслу. Уверенным движением Эзмел вспорол одежду на груди пленника и какое-то время задумчиво изучал метку, держа нож в опасной близости от его горла.
– Так и есть, его шрам покраснел. Странно.
– Во мне проснулся дар Друга, - усмехнулся Хасл.
– Ты сам видел это вчерашней ночью. Считай, что я его представитель среди вас. Так кому как не мне взывать к нему? Кому как не мне он должен ответить?
На скулах Эзмела ходили желваки.
– Хочешь сказать, что ты вызвал его по собственному разумению и собственной воле?
– медленно спросил рыбак.
– Никто не заставлял тебя?
– Конечно, - фыркнул охотник.
– И Друг ответил на твой зов?
– Ты сам это видишь.
– Ну и отлично.
– Старик выпрямился и пошёл обратно за стол.
– Подождём пару часов. Но если Друг не придёт, и он лжёт, пробуем вызвать Учителя ещё раз.
– Ты не уйдёшь от правосудия, оборотень, - зло сказал Эрли.
Хасл фыркнул в ответ. Своего он добился - на него поглядывали со всё большей опаской. А когда Друг скажет, что он - это он... что тогда? Тогда перед ним не будет никаких препятствий до того самого Йоля, когда Друг придёт за ним. Викле избраннику Друга и слова поперёк сказать не сможет. К нему и так многие относятся с симпатией и уважением, но сейчас люди будут выступать за него всем скопом.
«Только бы дождаться осени... Мирека, никто не сможет встать между нами, никто, даже сам Друг».
Возможно, он задремал. А может, просто так глубоко ушёл в свои мысли, что не заметил, как пролетели полтора часа. За это время женщины натаскали еды и выпивки и накрыли стол. Угощение было богатым, как и всегда во время прихода Друга, но всё же не таким, как на Йоль. Участники ночной охоты подрёмывали на своих местах. Хаслу же казалось, что дело с неизвестным убийцей давно решено, а могильщик уже втихую смотал удочки, пользуясь тем, что многие мужчины собрались здесь. Откуда могильщику знать об этом собрании, молодому охотнику было невдомёк.
А потом воздух, как это обычно бывало, будто загустел и наполнился благовониями. Хасл резко вернулся из своих мечтаний или полусна. В этот раз он чувствовал приближение Друга куда более явно, чем в прошлые. Возможно, дело в том, что именно Хасл вызвал Друга. Или же это из-за проснувшегося дара.
Для остальных же собравшихся Друг вошёл неожиданно. Его сухая фигура, облачённая в серую мантию, появилась в дверях гостевого дома и замерла. Худое покрытое старыми шрамами лицо Друга выражало лёгкое раздражение и недоумение, седые волосы топорщились пучками. Это говорило о спешке, с которой Друг шёл к ним - обычно к Йолю брода Учителя была аккуратна выбрита до серой щетины, проступающей между буграми шрамов от застарелых ожогов. Пронзительные холодные глаза оглядели каждого из присутствующих, замерших и онемевших при его неожиданном появлении, и, так и не дождавшись приветствия, Учитель и Благодетель разлепил, наконец, свои тонкие губы: