Могильщик. Трое отвергнутых
Шрифт:
Могильщик усмехнулся. Да. Теперь кое-что прояснилось в его мотивах. Вот так иногда совершаешь какой-то поступок, понимая, что он правильный, а почему он правильный понимаешь куда позже.
Ему нужен этот Друг. Колдун видел всё своими глазами. Возможно, его удастся разговорить, и тогда Велион узнает о войне и её причинах чуточку больше.
– Велион? Велион, это ты?
Хасл мямлил, усевшись на землю и растирая глаза кулаками.
– Если бы я был неизвестным убийцей, способным наводить морок, думаешь, я бы сказал правду?
– Кто знает?
– пожал плечами охотник.
– Может, сказал бы, потому что тебе хочется меня помучить? У тебя есть еда?
Велион молча толкнул ногой рюкзак.
Пора отвлечься от событий, произошедших семьдесят два года назад, и заняться куда более насущными проблемами.
В первую очередь им нужно выжить, а это в создавшихся условиях уже нетривиальная задача.
– Твой Друг, он мстительный?
– спросил могильщик.
– Да он вообще больной, мать его, - пробурчал Хасл с набитым ртом.
– Как я этого раньше не понимал?
– Я спрашиваю, будет ли он мстить за то, что ты заехал ему камнем по роже?
– Конечно. Он меня на куски порежет. Когда отведёт к себе в Башню, конечно. Другим людям он скажет, что простил меня, не смотря на все совершённые мной прегрешения.
Велион вздохнул.
– Думаю, он объявит на нас охоту.
– Конечно, - хмыкнул Хасл.
– И я знаю людей, которые с радостью её начнут.
– Оружие у тебя какое-то есть?
– Нет, у меня всё забрали. Мне нужно достать лук, и тогда я смогу убить любого.
– Если этот любой не увидит тебя первым, - сухо возразил могильщик. В голосе парня было слишком много хвастовства.
– Тогда умрёшь ты. И луком плохо драться в рукопашной, а бросать всегда жалко. Вот.
– Он вытащил из рюкзака косарь Хасла.
– Умеешь обращаться?
– Дерусь я тоже неплохо, - сказал охотник, но уже менее самоуверенным тоном.
– И вообще, нужно убить только Друга и его подручного. Остальные ничего плохого не сделали. И не сделают, когда Урмеру не станет.
– Даже те, кто с радостью ввяжутся в охоту на тебя?
Хасл сморщился и угрюмо поглядел на свои ладони.
– Это уже моё личное дело. Если погибнет Друг, мне никто и слова против сказать не сможет.
– Ладно.
– Велион поднялся и закинул за спину рюкзак.
– Выходим из тумана как можно ближе к Бергатту - так больше шансов, что мы окажемся в могильнике, не встретившись ни с кем из тех, кого убивать не нужно.
***
Шемех как обычно прятался. Сильгия уже привыкла к этому. Она и сама не хотела бы показывать своё лицо никому, но стесняться не было никакого смысла - любой, кто увидит её, умрёт.
Из густых клубов тумана, пошатываясь, вышла кошка. Её ободранная шкурка сочилась кровавым гноем, один глаз отсутствовал, а второй вылез из орбиты и болтался на уровне нижней челюсти, но несчастное животное по-прежнему жило. Если это вообще можно считать жизнью.
Сильгия выдавила в горло еду из бурдюка и быстро проглотила, закрыв рот ладонью, чтобы не полилось обратно.
– Мяу, - сказала кошка.
«Я знаю. Я тоже устала. Я просто хочу это закончить».
– Мяу?
– спросила кошка, буквально валясь на бок.
«Ещё не знаю. Я видела чужака. Не того, которого убила, а другого. В нём есть сила, но очень странная».
– Мяу.
«Да, и эти жуткие перчатки. Но я почувствовала в них только пустоту».
Кошка задёргалась, изрыгая из пасти куски плоти, и замерла после приступа, свесив кроваво-красный язык набок. Сильгия думала, что бедная скотина сдохла, но после долгой паузы кошка прохрипела:
– Мяу.
«Да, кому-то придётся убить его. Я не знаю смогу ли, он так долго обо мне заботился».
– Мяу...
«Мы все умрём. Я жду этого уже так долго. Неужели ты ещё хочешь жить?»
– Мяу.
«Вот и я думаю, что нет. Мы зря пережили тот день».
Сильгия поднялась. Несколько бурых комков всё же выпали из её рта на куртку, и она смахнула их своей несоразмерной восьмипалой правой ладонью. Своих пальцев у неё было только два с половиной - безымянный, мизинец и половина среднего. Когда-то они были тонкими и изящными, а сейчас скорее напоминали иссохшие жёлтые ветки. Остальные пять, толстые и коричневые, так же как и часть кисти принадлежали какому-то мужчине из тех, что иногда приводил Урмеру. Какому точно - слишком тяжело вспомнить.
– Мяу?
– просипела кошка.
«Мне нужно достать ещё еды. И я хочу посмотреть на чужака поближе».
– Мяу.
«Да, тот парнишка тоже очень любопытный. Я хочу вырезать ему печень».
По телу кошки прошла предсмертная судорога. Сильгия отвернулась от животного, рассчитывая на то, что разговор окончен. Но тут кто-то схватил её за плечо.
Это Шемех. То, что от него осталось. Ссохшееся тело изгибалось как натянутый лук, по лицу стелились глубокие морщины. Он слабо улыбнулся и отступил, словно красуясь. Одежды на нём не было, и Сильгия увидела шрамы, опускающиеся от пупка к паху.
– Они прижигали меня раскалённым ножом, а потом отрезали мне яйца, да, - сказал Шемех слабым голосом, смотрел он при этом в сторону.
– А в задницу всадили кол с перекладиной, чтобы я мучился подольше. Помню, пахло плохо прожаренным стейком и говном. Но тогда-то я и дал им всем просраться.
– Старик то ли хохотнул, то ли всплакнул.
– Они все должны умереть, и я рад, что ты меня понимаешь. Сначала они, потом мы. Но ко мне приходила та, которая когда-то дала мне волю к жизни. Женщина с головой кошки. Она просила не убивать могильщика.