Могильщик. Трое отвергнутых
Шрифт:
Она слышала голоса. Урмеру говорил ей, будто это голоса умерших Древних. Но мы в это не верили. Она - да, но Варл сразу сказал, что что-то не так. Я точно не помню бред, который она нам несла, но хорошо помню о некоем Новом Бергатте и о том, что туман, окружающий Полую Гору, стабилен. Варл проводил с ней куда больше времени, он много её слушал, и я уж точно не знаю, когда он решил, будто нет никакого Мёртвого Мира. Меня, по крайней мере, ему тогда убедить получилось.
Не знаю, пытался ли он убедить в этом девку. Мне она никогда не нравилась: эта мелкая сучка трахалась с Варлом, но всё поглядывала на Викле. Хотелось ей на
Не знаю, любил сын эту мелкую шлюшку или нет, но он точно собирался использовать её для того, чтобы поговорить с этими голосами у неё в голове. Хотел, чтобы она достучалась до тех людей. Поэтому он убедил меня в том, что должен на ней жениться. Мол, так у него будет больше времени, чтобы как следует разобраться во всём. А уже я уговорил её родителей.
– Старик слабо усмехнулся.
– Со мной тогда мало кто решался поспорить.
Девка, когда узнала, что придётся остаться в городе, заартачилась. Мол, выйду за того, за кого хочу. Собиралась сбежать на хутор. В общем, мы с её отцом тогда подкараулили их с Викле. Сопляк получил за то, что обесчестил девку от её отца. Про Варла он если и знал, то предпочитал молчать. Хуторяне попробовали было позвать Друга, чтобы разобрался, но когда узнали, что будущего владельца хутора прихватили без штанов с девкой, которую родители обещали другому, заткнулись.
Свадьба прошла гладко. Понимала сучка, что пока лучше притихнуть. В первую же ночь Варл принялся её убеждать, чтобы она поговорила с голосами в её голове. Не знаю, что у них там вышло. Думаю, ничего. Девка начала угрожать рассказать об этом Другу, мол, Варл пытается предать его. Сын на эти угрозы внимания не обращал. Но на четвёртую ночь взбесился и всыпал ей.
– Сухорукий поднял свою культю на уровень глаз и посмотрел на неё так, будто с удовольствием отрезал бы её насовсем.
– А на следующий день, когда Варл ушёл на охоту, я застукал девку за тем, что она разговаривает сама с собой. Рассказывает всё кому-то. Отвечает на вопросы.
– Старик вздохнул, слёзы заструились из его глаз куда сильнее, чем обычно.
– В общем, она разговаривала с Другом. Когда я это понял... Я испугался за сына, я тогда не знал, сколько она успела рассказать. Те, кто гневили Урмеру, в те времена наказывались очень жестоко. А зашёл я, когда она уже заканчивала разговор... И я убил девку, а потом...
– Сделал так, чтобы все решили, что она повесилась, - закончил за замолчавшего старика Хасл.
– Да. Так я и сделал. Но синяки было не скрыть... В общем, Урмеру пообещал нас наказать. На Хасла тогда смотреть было страшно, он всё-таки, наверное, любил эту... эту... Я рассказал ему правду. Чтобы он знал, как она его обманывала. Единственное, о чём я тогда не подумал, так это о том, что сын её действительно любил, и не разлюбил даже после всех измен.
На следующий Йоль всё было выставлено так, что мы замучили бедную девушку. Урмеру тогда сказал нам, что мы будет ждать своего следующего Йоля как худшего дня в своей жизни, но наказывать немедленно не стал.
После этого мы не разговаривали два года. Я хорошо помню тот день, когда сын пришёл ко мне после этих двух лет. «Я нашёл другой выход, - сказал он тогда.
– Мы объединимся с чужаками, ты не пойдёшь к Другу».
– Все услышали как фыркнул Велион, но не обратили внимания.
– Могильщик не обманул. За день Йоля он привёл ещё четверых. Всемером мы хотели устроить на Друга засаду...
– Всемером?
– переспросил Велион.
– Кажется, я догадываюсь, кто был седьмым.
– Это был лучший друг моего сына, - сухо сказал Дед.
– Но он не пришёл к назначенному времени. В конце концов, он пришёл, чуть позже. С Викле, другими хуторянами, Другом и безрукой старухой, которую Друг вёл словно на привязи. Нас с Варлом связали и заставили смотреть, как эта старуха убивает могильщиков. Убивает и жрёт их внутренности.
Потом Урмеру наложил заклинания-печати на наши тела.
– Старик мимолётно прикоснулся к своему больному глазу.
– В случае если кто-то из нас рассказал бы про увиденное, про могильщиков и внешний мир, мы бы умерли в жестоких муках. А старуха убила бы всех наших близких. Или вообще всех горожан. Мы испугались. Да и как было не испугаться?
Мы поклялись ему во всём, что он требовал. Поклялись молчать, поклялись никогда не причинять вреда хуторянам и Эзмелу в придачу, поклялись не вредить Другу. Варл в тот же день сказал мне, что никогда не заведёт себе семью и положит жизнь на то, чтобы убить Урмеру. Но мой сын нарушил свою первую клятву, а потом и последнюю, и, кажется, убивать Урмеру придётся делать его сыну.
– Зачем он сохранил ваши жизни?
– спросил могильщик.
– Он мог убить вас сразу после того, как узнал о возможном предательстве.
– Я ничего об этом не знаю, - покачал головой старик.
– Нам бы никто тогда не поверил. Нас уважали люди, а в тот год Урмеру уже покарал одного из горожан, заставил его идти по Бергатту, я уже не помню за какой проступок, и некоторые были недовольны. И я хорошо помню, как мучился в ожидании своего последнего Йоля. Это было жестокое наказание - ждать мучительной смерти и знать, в какой день она к тебе придёт. Лишь Варл отговорил меня от самоубийства, он всё ещё верил в то, что сможет спасти меня. Иногда я жалею, что послушал его. Но если Друг умрёт...
– Чушь какая-то, - резко сказал Велион.
– Ты отвлекаешься. Проще было вас убить. Нет человека - нет проблемы. А проблем вы и так доставили немало.
– Урмеру сумасшедший, - вставил Хасл.
– Он рассказывал мне о проголодавшейся бедняжке, которая была вынуждена убить ради пропитания. Или разговаривал сам с собой, будто меня там и не было.
Могильщик с сомнением покачал головой, однако не стал спорить.
– А метка? Что стало с ней?
– Друг снял её, когда я попал к нему.
– Что было там? Как ты лишился руки?
Сухорукий отрыл рот, чтобы ответить, но резко закашлялся, будто поперхнулся. Из его глаз с новой силой хлынули слёзы, а тело начала бить крупная дрожь. Он поднял культю, но та почти сразу бессильно повисла на повязке, левая рука судорожно ощупывала то место на бедре, откуда был выдран кусок мяса.
– Я не могу, - прошептал старик, - не могу... Не заставляй меня вспоминать, я умоляю... Когда мы дойдём до Башни... вы узнаете всё сами... Лучше бы я повесился в тот день...