Мои друзья скандинавы
Шрифт:
Есть и сейчас в Швеции люди, которые хотят, чтобы их страна пошла в кильватере политики агрессивных кругов Запада, люди, мечтающие о шведском атомном оружии.
Но настоящая Швеция — это Эскильстуна, город рабочих. Это шведский трудовой мирный народ.
ФИННЫ
ЭТО БЫЛО В СУОМИ
НА ШИРОТЕ ГРЕНЛАНДИИ
Неужели Хельсинки на одной широте с закованной в ледяной панцирь Гренландией? Этому трудно поверить, особенно летней белой ночью, когда, раскрыв окно, вдыхаешь теплый морской воздух, словно настоенный на смолистой сосновой хвое, и видишь скользящие по заливу белокрылые яхты.
Но зато, пожалуй, нигде с такой наглядностью, как в Хельсинки, не увидишь, насколько прав учебник географии, утверждая, что линия северного финского берега «в высшей степени изрезана» и залив вдоль берегов усеян тысячами островов, шхер.
Здесь, куда ни пойдешь — прямо ли, направо или налево, — обязательно выйдешь к морю, к пакгаузам торгового порта или к приморскому парку, к дощатым настилам, на которых женщины полощут белье, к песчаному пляжу или к причалам какой-нибудь прибрежной фабрики. Многие из них имеют свои пирсы, где сгружают сырье и откуда прямо из цехов в заморские страны уходят товары.
Мало того, что город расположен на полуострове, — сам этот полуостров изрезан заливами, всеми этими бухтами и бухточками, по-фински — лахти. Они омывают бесчисленные мысы и мыски, глубоко вдаваясь в полуостров.
Пассажирские океанские пароходы причаливают к пристани в центре города, рядом с фешенебельнейшими гостиницами. Рыбачьи лайбы подходят чуть ли не вплотную к Президентскому дворцу.
И куда ни взглянешь — острова, острова. Лесистые, большие и маленькие, вырастают крутобокими скалами прямо из моря.
Большой Хельсинки насчитывает свыше двухсот островов.
Легкие мосты переброшены с одного острова на другой. Целые цепочки островов сплетаются мостами, нанизываются, как бусины волшебного ожерелья.
Один остров заслоняет собой соседний, замыкая горизонт, и кажется — перед тобой вовсе не море, а озеро. Но пройдешь сотню-другую метров — и блеснет другая даль, словно взору открылось новое озеро.
И надо всем этим царит отовсюду видный купол кафедрального собора.
И каждый остров по-своему известен.
На Сеурасаари — музей старой деревни под открытым небом, на скалистом Коркеасаари (сюда можно попасть только по морю) — зоологический сад. На четырех островах — старинная крепость, бывший Свеаборг, ныне Суоменлинна.
Остров — яхт-клуб.
На острове Ламмисаари — дома отдыха рабочего общества трезвости «Куйтто». На острове Лауттасаари, в сосновом лесу, — район нового жилого строительства. И так далее.
Острова, острова, — но легче запутаться в этом лабиринте, чем перечислить их.
И еще что поражает глаз в Хельсинки — вдруг среди домов высится стеной гранит ребристой скалы. Среди позвякивающих трамваев и быстро летящих автобусов поросшие мхом и соснами скалы здесь запросто вписываются в пейзаж.
Вживаясь в образ города, и летом и зимой я один и с друзьями много бродил по его проспектам и переулкам.
Высокая седеющая энергичная женщина Сюльви-Кюллики Кильпи, председатель общества «Финляндия — Советский Союз», автор книги «Ленин и финны», показывала мне в Хельсинки дома, связанные с именем Ленина: аристократический дом, где в квартире профессора ночевал Ленин, впервые попав в Суоми; высокий дом на площади перед рынком в рабочем районе, где, скрываясь от ищеек Временного правительства, Ленин жил на шестом этаже, у Густава Ровно.
— Я мечтаю, — сказала Кильпи, — чтобы над этим домом зажглась неоновая надпись: «Музей Ленина». Она будет по вечерам сиять над площадью… Отсюда обычно рабочие демонстрации направляются на Сенатскую площадь или к парламенту.
Побывал я и на Тэёлёнкату, где в квартире на третьем этаже, с окнами в безрадостный двор, у железнодорожника Блумквиста, жил Ленин. Здесь, на маленьком письменном столе в комнате Блумквиста, Владимир Ильич писал «Государство и революция».
Знакомство с людьми, которые своими руками строят сегодняшний Хельсинки, с такими, как маляр Антеро Бюман, и его друг старый каменщик Нестори, и молодой строительный рабочий Стемберг, помогло мне постичь душу города, его историю, пожалуй, лучше, чем самые подробные путеводители.
В этой стране камня люди много веков предпочитали строить себе жилье из дерева. Поэтому-то история каждого современного города начинается с памятного пожара. Столица не стала исключением. После пожара 1808 года в городе осталось всего семьдесят домов. А когда через четыре года повелением императора Александра I Хельсинки преобразовали в столицу великого княжества Финляндского, весь город с его четырьмя тысячами жителей умещался на площади в сорок гектаров.
И снова пламя «способствовало украшению» города. Хотя оно бушевало уже не в Хельсинки, а в Або (Турку). Пожар этот почти целиком сожрал старую столицу. Здание университета в Або — единственного в стране — было испепелено. Строить новый университет повелено было в Хельсинки, в новой столице. Туда же перевели всех профессоров и студентов.
С наступлением темноты по улицам города ходили но двое в длинных серых шинелях, в больших черных шляпах, с медной бляхой, с палкой в руках ночные сторожа. Они должны были распугивать воров и бить тревогу в случае пожара. Медленными шагами проходили сторожа по темным улицам, каждый час останавливались на перекрестках и пронзительным голосом кричали:
«Било десять (одиннадцать, двенадцать и т. д.) часов! Избави бог наш город от пожара. Било десять часов!»
Мой спутник, улыбаясь, говорит: