Молчи, терпи
Шрифт:
35. Шоколадное вино
Время течет удивительно быстро.
Эльзе казалось, что самые быстрые реки не протекают так стремительно, как та материя, которую люди ценили меньше всего. Королева никогда не цеплялась за приятные минуты в судорожных попытках замедлить их, но сейчас, опустив голову, сейчас, внутренне вздрагивая от волнения, она хотела бы, чтобы время шло немного медленнее, и этот день был только вчерашним.
Красивые бархатные перчатки вновь стягивали ее тоненькие пальцы. Они льнули к белой коже, и синяя ткань, словно дикий
Катерину искали долго. Вместе с собаками, вместе с каждым окрестным жителем. Из своего окна Эльза видела, как маленький Тандо глядел на ледяные горы, и уста его чуть приоткрывались, когда с них слетали короткие оклики. Эльза не могла услышать его сквозь толстое стекло, но она читала в его глазах одно единственное слово: «Мама, мама, мама, мама…»
Он кричал там, но никто не пришел. И Эльза, казалось, одна знала, что никого не появится, что «мама» ушла. Тандо стоял и стоял, кричал, рвал глотку, но не двигался, пока Джек не пришел за ним. Юноша протянул принцу руку, и тот ухватился за нее, словно за спасательный круг. Джек повернулся к окну и увидел там силуэт жены… Он не улыбался, не плакал, не грустил и не сожалел. Снаружи.
– Клянусь не отвернуться от своего народа в час нужды, клянусь не подвести его своими поступками, – говорил он громко, говорил он, чеканя слова.
Сейчас он был так сосредоточен…
Тандо стоял по правую руку от Эльзы, а рядом с ним его величественный отец – Бертрам Фрост. Оба в ярко-фиолетовых костюмах, оба с пустыми покрасневшими глазами. Сначала брат Джека громко протестовал против коронации, на которой не будет его жены, но как только в страну прибыл король Фридрих, причитая о слишком высоких волнах и скрипучем судне, споры прекратились.
Эксцентричный король лично опросил прислугу о том, куда же делась его невестка, и одна горничная ляпнула лишнего. Рыжеволосая девушка сказала, что видела, как Катерина крутится у какого-то корабля, как она болтает с красивым мужчиной и даже… Даже, кажется, целуется с ним. Фридрих, в отличие от старшего сына, не стал сомневаться в словах хорошенькой девушки. Он всегда был о Катерине невысокого мнения, да и заключил этот брак лишь из жадности да в попытке сплотить страну.
И вот сейчас, когда было решено, что Катерина попросту бежала от надоевшей ей скучной жизни, можно было провести столь желанную церемонию. Чтобы не раздувать скандала, Фридрих решил сообщить, что Катерина больна, и отправилась к родителям на продолжительное лечение. Позже он, конечно же, объявит о ее кончине, сославшись на долгую и изнурительную болезнь, но сейчас… Сейчас король стоял чуть поодаль от младшего сына и светился от распирающей его гордости.
– Клянусь не поднимать руки на не заслужившего этого слугу, клянусь слушаться просьб подданных своих и исполнять их по мере возможностей, – твердил он, глядя на толпу разношерстных аристократов.
И
С любопытством, с огнем интереса в глазах. Эльза стояла молча, опустив очи к полу. Она тоже слушала, как слова Джека царапают раскаленный воздух. Девушка иногда глядела в сторону Тандо, который явно скучал от долгих разговоров, от нудного собрания взрослых, от речи, которую он не мог понять.
Вильгельм повторял слова за Джеком. Про себя, конечно, только так, чтобы никому не помешать. Тонкие губы вяло двигались, повторяя слова нового короля. Эльза молчала. Молчала… Благо, ей сегодня не нужно говорить перед людьми. Не нужно обращаться к внимающей толпе.
– Клянусь! – наконец закончил Джек.
Толпа местных аристократов, самых богатых торговцев, купцов и мелких предпринимателей, разношерстные дельцы, да и вся элита Эренделла, собранная в зале, преклонили колени. Джек, на чьей голове красовалась яркая золотая корона, улыбался. Только губы его странно кривились, а в глазах не было ни искр, ни, казалось, отражения… Они точно стали матовыми.
Толпа улыбалась. Все, словно один живой человек… Все, словно бездушная государственная машина, словно часть интерьера, бездушная мебель. И Эльза, слышавшая аплодисменты, Эльза, смотрящая на действо с высоты своего пьедестала, хотела крикнуть в толпу: «Идиоты! Идиоты… Да вы же кланяетесь убийце!»
А меж тем, Джек давно уже стал убийцей. Он прошел через войну, служил в рядах армии, и глупо было думать, что оружие его ни разу не убило солдата чужой страны. Пока толпа рукоплескала, Эльза думала о том, как ей свыкнуться с волнующей мыслью.
Джек спустился вниз, к толпе, и Эльза со всей королевской семьей последовала за ним. Анна и Кристофф, стоявшие по другую руку от супруга, нагнали Эльзу. Животик у Анны уже начинал расти, но никто из дворцовых слуг еще не мог с точностью сказать, что девушка ждет ребенка. Служанки, любившие ее слишком сильно, хотели бы поздравить девушку, но ждали, когда будут уверены в том, что за Анну можно порадоваться.
– Как чудесно все прошло, – улыбаясь, произнесла Анна. – И какой у Джека костюм! Ох… Наверное, теперь его нужно будет звать – Его Высочество?
– Лучше узнать у него самого, – ответила Эльза.
Она понятия не имела, как его звать.
Кристофф, в отличие от своей менее проницательной супруги, замечал напряжение между Эльзой и Джеком. Он, неразговорчивый по природе, старался не лезть в душу королевы, и молча сочувствовал ее несчастью. Должно быть, в аристократических семьях холодность – явление не такое уж и редкое.
Анна и Кристофф отстали, выслушивая поздравление пожилой дамы. До Эльзы долетал ее трясущийся голос, обрывки затертых фраз: «Великий день… После стольких лет мы находим сильного правителя… Могучая мужская рука… Как же наш король красив, право слово». Со всех сторон, с каждого края… Одни и те же слова, та же болтовня, что всюду на подобных празднествах.