Молчун-гора
Шрифт:
И так в один из поздних вечеров рабочей недели Юрий вернулся домой. На этот раз девочка не услышала маминых ворчаний, мама была целый день тихая. В ожидании. Может так длилось куда больше времени, чем всего один день.
– С ней что-то не так, – сказала Аня своему мужу, они уже были на кухне. Она по привычке поставила чайник, треснула плита, загорелся газ, начал шуршать, и она села на свою табуретку.
– С Лесей? С чего ты взяла?
– Ей уже 4 года, она даже не пытается говорить. Вон у Лариски ребенку
– Все в разном возрасте начинают.
– Хватит притворятся уже, и я больше не могу, понимаешь? Не все хорошо, и она не разговаривает. И я не знаю что делать. Ты на работе постоянно.
– Я деньги зарабатываю для нас.
– Дело в нашей дочке, а не в деньгах. С ней разговариваешь, она молчит, странно себя ведет, не как другие дети, но ты этого не видишь всего. Я-то вижу. Откуда ты вообще знаешь, что все хорошо с ней?
– Хорошо, давай к врачу сходим.
– К какому врачу?
– Я не знаю.
– Я тоже не знаю. А, что если с ней правда что-то не так? Что тогда?
– Мы будем знать, что именно. Я возьму на следующей неделе выходной, вместе сходим.
– На следующей недели? Я завтра пойду.
– Ну, хорошо.
– Хорошо? Все у тебя хорошо. Наша дочь, – она поджала губы, отвернулась и ушла в ванну.
Девочка лежала, укутанная в одеяло, старалась не слушать и не смотреть на щелку света под дверью, но глаза как всегда не закрывались. Она слышала, как мама в ванне плачет, а на кухне папа налил себе чай.
“Говорить, я должна говорить. Мама плачет. Не хочу, чтобы она плакала. Говорить. Просто сказать, что я могу сказать. Я понимаю, что она мне говорит. Просто не могу. Я могу. Скажу, завтра скажу. Или нет. Что я скажу? Что говорить и зачем? Она плачет. А папа что? Ему тоже плохо? Он и так меня понимает. Я скажу”
Мама вышла из ванны, папа ушел за ней в спальню и еще там они долго говорили, девочка слушала про то как она себя странно ведет, что дело уже не в возрасте. И она до сих пор ни с кем не играет.
“Я могу сжать ее руку, могу, но не хочу, ей неприятно меня держать за руку” – отвечала она себе на мамины слова, а она все повторяла одно и тоже: “Я беру ее за руку, а она не держится, она уже не маленькая, я думала все дети так. Слабые руки у них, я откуда знала? Ларискин Ванька, я просто не хотела верить, но он как-то взял за руку меня по-настоящему. А она не держит меня. Не сжимает, почему она не как все?”.
Она высказывала все своему мужу, что накопилось в ней за эти годы, опасения, стыд.
Девочка прокручивала в голове все слова, которые доходили до неё из соседней комнаты.
– Какой садик? Она сама ничего не может сделать. Как она общаться будет? Её обижать будут. А школа? Что делать то с ней? Это уже скоро. Ее в школу не примут.
– Ты раньше времени не думай. Она еще не заговорила, но она не инвалид же. Она все умеет, я уверен, она все понимает и слышит. Развитие просто не как у всех.
– Я слежу за ней, она играет в одно и тоже.
“Следит. Инвалид. Нет. Не инвалид. Мама следит за мной. Я не как все”
– Сначала врачи, потом уже выводы будем делать. Хорошо?
“Не хочу к врачу. Там пахнет”
На улице начинали петь птицы.
Девочка повторяла по кругу слова, застрявшие в голове слова, снова и снова. Смотрела сквозь игрушки, которые все отчетливее можно было разглядеть.
“Я скажу. И меня не поведут ко врачу. Руку сожму. Сожму, скажу и мама не будет расстраиваться. Я не инвалид. Я смогу. Игрушки. Уже видно игрушки”
Только девочка заснула, мама пришла ее будить. Солнце пятнами отсвечивало штору, блики качались и смешивались, плясали на красном ковре. Девочка потерла глаза, перевернувшись на другой бок стала разглядывать узоры на полу. Свет был яркий, глаза никак не хотели открываться. Мама пришла еще раз.
– Леся, ну, давай вставай, завтрак на столе. Нам надо собираться.
“Не хочу”
– Вставай, ну же, ты уже и так достаточно полежала.
Мама села на край кровати, потянув руку, погладила дочку по голове.
Девочка встрепенулась, отведя глаза от бликов.
– Ты же знаешь, что я твоя мама? Да? Почему ты не говоришь? Скажи: мама, ма-ма.
“Я не могу”
Мама отвернулась и вышла из комнаты.
– Леся, вставай. Мы идем к врачу.
“Я не хочу”
Автобус затрясся, мысли из кровати неожиданно переместились в другое место. Леся сидела у окна и смотрела на деревья, дома, машины; только сейчас поняв, что она сидит у окна и смотрит на них.
“Я не хочу”
Машины исчезли за пеленой ночи, разговоров родителей и тенями мыслей. Девочка, не отрываясь от мыслей, смотрела в одну точку, незаметно для себя перемещаясь в пространстве улиц.
“Там было еще так холодно. Когда я совсем маленькая была. Меня положили на весы, а они такие холодные. Как лед. Ледяные. Потолок ледяной, тьма колючая за шершавой стеной, тьма колючая за шершавой стеной. Потолок ледяной, тьма колючая. Меня же взвешивать не будут? Почему в поликлинике все так голо? Ледяное”
– Она еще не говорит, понимаете, ей четыре.
– Я вижу, Анна Сергеевна, не волнуйтесь, такое бывает. Редко, но бывает, вы на глухоту проверяли?
– Да, слышит она все, не говорит.
– У сурдолога были?
– Нет.
– Так сходите, направление выписать? К логопеду обязательно, посмотрим, что скажут. Соседний кабинет логопед, она еще тут. Как пройдете всех, приходите. Милая девочка, заговорит еще, – сказал напоследок терапевт.
“Такие холодные. И маленькие, я тоже была такая маленькая, что помещалась туда. Они всегда холодные, даже летом. Ледяные. Я не хочу. Она хватает меня за руку. Потолок ледяной, дверь скрипучая, за шершавой стеной. Потрогай их, они холодные? Руку подними. Их нельзя трогать. Выглядит холодно. Как я туда помещалась”