Молчун-гора

Марч Лолла Валерьевна

Только отвлекусь, а облака уже другие. Никакой формы, только переворот в стае капилляров с тяжестью больше, чем у кита.

Сколько время прошло?

Даже десяти минут не прошло. Ненадолго же тебя хватило.

Все было не так. С одной стороны, это было легче, но поняла я это все не так. Если бы дело было в других людях, я бы разговаривала с собой или с теми, кто мне нравился. А то, что я делаю не честно по отношению к себе.

Я слишком много витаю в облаках, как говорила мама, не замечаю ничего, ее не слышала, а теперь вдруг виновата она?

Никто

не виноват.

Кто-то должен быть виноват.

Не знала ты другой жизни. От родителей не получила, что ожидала. И что теперь? Как это относится к той жизни.

Как я отношусь к тому ребенку, у которого не было выбора? Или так просто когда-то решила?

Я не хочу разговаривать с людьми, ходить гулять, хоть на работу, в толпу к неизвестным людям.

Тебя и никто не просит об этом.

Я хочу просто жить.

Так научись жить так как ты хочешь”

Леся сидела за письменным столом, над белыми листами, в руке застыла ручка, одеревенело от мыслей тело. Поглотив жизнь снаружи и запрятав сражения внутри, взор был направлен куда-то очень далеко.

“Он ушел. Ничего не сказал. Что он должен был сказать тебе?

Хоть что-нибудь. Не хочу это вспоминать. Мама сказала хоть что-то, но легче от этого не стало. Мы должны были пойти гулять, и это все что я помню. И больше ничего и из тех дней, которые теперь не отделялись прогулками. Это был один день моего ожидания. Каждый шаг на лестничной клетке, я думала, что это он идет с работы. Один долгий день, превращающий в непонимание. Я перестала ждать. И день превратился в другой.

Мама ничего не сказала, не объяснила, я надумала. Я не хочу вспоминать эти дни. Ни предыдущие, никакие.

Вся моя жизнь захлопнулась с этой дверью, с жизнью, что у меня могла быть. Исчезла где-то там, и сколько бы я не искала ее, она никогда не вернется. Время. Ушло.

Ушло вместе с ним. Что я могу еще? Может я лучше напишу, как живу сейчас? Что я поняла теперь. Я не хочу даже в воспоминаниях возвращаться в этот коридор. В то потерянное время, где я потерялась окончательно.

Мама и без того следила за каждым моим шагом, вытирала, одевала, приказывала, не спрашивала, без папы стало еще больше ее, и все меньше становилось меня.

Заботу вешают на шею, и тянут, тянут изо всех сил, навешивают не спрашивая, заботятся.

Как я могла не замечать, и позволять себе не жить? Как я могу теперь заставить себя открыть ту захлопнувшуюся дверь? Отпустить драмму, она должна развиваться.

Позже давай.

Ты все равно не уснешь теперь.

Сегодня я тоже не спала.

Сейчас все иначе, я понимаю, а тогда это было так глупо. Ты переживаешь из-за того, что не могла чего-то знать? Или ты просто переживаешь из-за всего. Сосредоточься. Он ушел.

Мама начала меня душить заботой еще больше.

Сосредоточься.

Я не хочу.

Тебе придется побежать за ним, хотя бы сейчас, чтобы не жить во лжи”

Первый день, который тянулся месяц, назывался: ожидание.

Аня нервно подбегала к телефону, но плечи ее опускались, когда она слышала из телефонной трубки голос мамы или подруги. В какой-то день при дребезжащем звонке она нервно побежала к двери, пришла телеграмма. Прочитав ее, она сказала, что через час они пойдут гулять. Она успокоилась.

Аня одела дочку, с особым старанием застегнув все пуговицы на кофте. Взяла за плечи и немного отодвинувшись, посмотрела с ног до головы все ли в порядке. А потом придвинув, обняла дочку. Поверх ее рук, как обнимают вещь, которая не может ответить взаимностью.

Леся так и стояла. Ловила равновесие, которое тянуло ее вниз и назад. Пытаясь противостоять в мыслях, этим затянувшимся объятиям, но покачнувшись, мама отпустила и встала. Отряхнула колени.

– Ну, что стоишь, пойдем гулять, погода сегодня хорошая, – она вышла из детской комнаты, через мгновение щелкнул выключатель в прихожей.

Леся от него тоже как будто включилась и пошла за мамой. Она надевала на себя пальто. Потом, подойдя к зеркалу, поправила берет и обернулась к дочке. Куртка в маминых руках расправилась перед ней, девочка повернулась и сунула руки в рукава.

Последние осенние дни радовали солнцем. В первый раз за долгое время они гуляли дальше, чем в магазин. К реке, куда ходили с папой.

“У мамы хорошее настроение, может там папа ждет? Поэтому мы идем к реке?”

Река, заросшая рогозом и аиром, волновалась, шуршала. Они шли по ковру из пожухлой листвы, обходя коричневые бустылья травы.

– На той стороне танцы устраивали. Ходили туда, – Аня запнулась, – В молодости ходила и с.… – она начала смотреть по сторонам, стараясь найти за что зацепится глазами, – Листьев сколько, давай гербарий засушим. Выбирай самые красивые листья, – она отпустила руку дочери, – Только не бегай, к воде не подходи.

Леся наблюдала за мамой, которая понемногу отходила от нее. Ветер поддувал, распахивая ее баклажановое пальто. Идеально вписываясь в картину поздней осени, она собирала букет памяти. Леся прокручивала в голове все прогулки с папой, про то что мама рассказывала всю дорогу. Пытаясь соединить это все в одном месте. Но все начало пропадать, она машинально начала двигаться за мамой, представляя, что папа рядом с ней идет. Ломала сухие палочки, занимая руки хоть чем-то.

“Перышко на ниточке”

Леся села на корточки, смотря как покачивается в разные стороны серое перышко. Оно висело на засохшем репейнике, раскачивалось, трепетало, завораживало. Пушистые ворсинки пуха гладко складывались в основание.

– Я оборачиваюсь тебя нет, так испугалась. Я тебя звала, – подняла дочку за руку, – Что ты делаешь? Ты же его не трогала? – проследив за взглядом спросила она, – Нельзя трогать перья, они заразные. У птиц блохи и паразиты всякие. Это наверняка от мертвой птицы. Идем дальше, смотри сколько листьев я собрала. Не пугай меня так. Рядом ходи. На, держи букет. Леся? Ну, зачем тебе это перо? Ладно, бери его и пойдем дальше.