Монета золотого запаса
Шрифт:
– Чувствую, у меня их не будет раз такое дело. Что же ты меня от медведя спасал, если тебе свидетели не нужны? – горячился я.
– Разве я зверь какой, смотреть, как медведь человека заживо дерет.
– Ну, тогда я ничего не понимаю, – махнул я рукой.
– Тебе и не надо понимать, ты вопросов не задавай и все.
– Так что же теперь, лежать здесь как овощ? А дальше что? А когда на ноги встану, цепями закуешь?
– Может, и прикую, – повысил голос Иван.
– Не пойму я что-то, чего ты от меня хочешь? – откинулся я устало на подушку.
– Предупредить
– Почему?
– Опасно это. Делай что говорят, если жить хочешь.
– Ого! Даже так? Да лучше ты меня медведю на обед оставил.
А Иван, продолжал:
– Твои бумажки видел только я, и про то никому не сказал. Поэтому, и ты молчи. А когда мужики наши придут выведывать что-да-как, ты скажи: так-мол-и-так, скрываюсь. Придумай что-нибудь. Натворил, мол, чего…. ищут тебя…, обратно не собираешься. Понял?
– Понял, не дурак! – ответил я устало.
Хотя я, еще ничего не понимал. Но то, что Иван остерегает от опасности, я поверил и решил не испытывать судьбу.
Нога все равно не давала двигаться в путь, так что мысли о бегстве я пока отложил на время. Придется играть роль по наставлению Ивана, а там может и выясню, что здесь происходит на самом деле.
На данный момент я сделал выводы: что это сборище беглецов, убийц и воров, – в общем, тех, кому возврат светил несвободой!
– Вот и молодец, раз понял! – продолжал Иван. – Про золото не вздумай выяснять, сразу смерть обретешь.
– Хорошо, – уже более, спокойным тоном ответил я.
Я осознал, что в этом месте, похоже, мне придется задержаться надолго. Я не был трусом, но мне стало жутко. Больше всего это волновало меня по причине того, что я переживал за бабулю. И мне бы не хотелось, чтобы она знала о моем исчезновении. Она слишком стара, чтобы выдержать такое. И именно из-за нее, я бы хотел быстрее выбраться из этого логова.
– Ты должен убедить их, что не собираешься отсюда уходить, и был бы рад присоединиться к нам и остаться навсегда. Сам мол, хотел уйти вглубь тайги и выстроить себе схрон. О том, что ты сюда попал сверху, – Иван показал пальцем в небо, намекая на вертолет, – рассказывать не вздумай. – Скажи, заплутал, и нарвался на медведя, а тут я подоспел. Понял?
– Понял!
– И не строй из себя интеллигента, сразу раскусят.
– Хорошо, сострою отморозка, – ерничал я.
– Молодец, – улыбнулся Иван. – А бумаги твои, пока припрячу от греха подальше. Понял?
– Да понял, – надулся я.
– На ноги встанешь, я тебе селенье наше покажу.
– Это как же вас до сих пор никто не обнаружил? – задался я.
– Так тут же глушь несусветная. Сюда если человек забредет случайно, – обратно дорогу не найдет, и наши… не покажут. Да и попасть к нам тоже не просто, вокруг болота непроходимые, а мы посередине. Из поселка люди даже не подозревают, что в этих болотах, земли есть добротные. И далеко в тайгу не ходят. Зачем? Ягоды да грибы, и рядом собрать можно. А на медведя, слава богу, не каждый в наше время пойдет. Мужик сейчас обмельчал, больше на рыбу ходит, или на мелкого зверя: белку или лисицу. Далеко, только беглые да золотоискатели по ошибке забрести могут. И то сгинут. Да и бог нас оберегает. Участь у нас святая.
– Ясно! – бормотал я, хотя про «участь» ничего не понял.
Иван, вытащил трубку из кармана, и завертел ею в руке:
– Вечером мужики придут на разговор, готовься.
– Чего тут готовиться? Галстук надеть? – пошутил я.
– Шутник, – хмыкнул Иван. – Ладно, пойду, покурю. Не куришь? – спросил он.
– Нет!
– Плохо!
– Чего это? Для здоровья даже очень хорошо, – не понял я.
– Я, о другом. Положительный ты какой-то беглый получаешься. Не хорошо это, раскусят, – покачал он головой.
– Ну извини. Какой есть. Ладно, скажу, что туберкулезом переболел и бросил… Сойдет?
– Да, так лучше. На туберкулезника ты сейчас как раз похож, – ухмыльнулся он и скрылся за занавеской.
Я лежал и думал, что надо при любой возможности валить отсюда. Иначе точно прикончат. Непонятно, зачем меня притащил сюда Иван, оставил бы там умирать. Странно было все как-то, и подозрительно. Кто он сам? Не похож он на убийцу, – слишком сердечный.
Пришла Олеся, и предложила поесть. Видимо ждала, пока отец закончит наставления и выйдет из дома.
– Пирог будешь?
– Буду, – ответил я. – Слушай, где мой рюкзак? Там блокнот есть и ручка, принеси, я хоть делом займусь, сделаю записи. А книги есть у тебя? Хоть какие-нибудь? Почитать бы, время убить. Невмоготу мне лежать, в потолок глядеть.
– Есть, принесу.
– Серьезно? Даже не ожидал, – удивился я. – Так, спросил на всякий случай. Думал, если вы здесь безвылазно живете, да еще с таким акцентом, то вообще ничего не знаете. Ни письменности, ни чтения. А что, ты читаешь?
– Что принесут, то и читаю.
– Образованная? – подтрунил я.
– Кое-что знаем.
– А что именно? Писать то, можешь?
– Могу, только по старинке, по-нашему. Есть правда среди наших… те, кто из поселка. Когда-то, так же как и ты к нам попали, и остались навсегда. Только отец не разрешает к ним подходить, беглые они. А так, может они, и научили бы вашей современной письменности.
– Покажешь мне вашу…? – загорелся я.
– Хорошо, тогда ты своей.., научишь, – ответила она.
– Идет, – кивнул я. – А кто учил тебя письменности?
– Отец. А его, дед.
– Понятно! Слушай, вы что и правда староверы? Не пойму я что-то?
– Тебе же отец сказал. Значит правда.
– И ты выросла здесь, в тайге?
– И выросла, и родилась.
– И никогда не была за ее пределами? – не укладывалось у меня в голове.
– Никогда. Отец говорит опасно это, люди там злые. Вон, хотя бы на этих, беглых, посмотреть… Боюсь я их.
Она посмотрела куда-то вдаль, сквозь стену, а потом опомнилась: Что-то разболталась я.