Моника 2 часть
Шрифт:
– Тогда предпримем все возможное. Но в первую очередь, больной нужна кровать с матрасом и простынями. Сколько времени вы женаты?
– А разве это важно для определения болезни моей жены?
– Хотя и кажется невероятным, но весьма важно.
– Всего несколько дней. Как уменьшить лихорадку?
– Я немедленно выпишу рецепт. Сеньору зовут…?
– Моника де Мольнар.
– Я слышал это имя. Если мне не изменяет память, одна из известнейших семей на Мартинике. Меня не обманывает взгляд вашей жены. Речь идет о настоящей даме и… – он замолчал, увидев, как темные глаза
– А ее имени недостаточно?
– Полагаю, да. Простите, если кажусь невежливым. Чтобы вылечить, доктору иногда нужно выходить за рамки.
У дверей взгляд доктора в третий раз пробежал по пустой комнате, с откровенным состраданием остановившись на больной, а затем любопытно и прозорливо всмотрелся в обветренное лицо Хуана:
– Сеньора де Мольнар очень больна. Она едва выживет. Чтобы это малое не исчезло, нужна забота и исключительная внимательность. И даже с этим ее будет трудно спасти.
– Сделайте все возможное, доктор.
– Уже делаю. Возможно, есть малая вероятность. А пока я остаюсь рядом.
Он вернулся в каюту. Хуан остался снаружи, неподвижный, со скрещенными руками. Рядом с кроватью глаза доктора увидели маленькую фигурку негритенка, который смотрел на Монику большими глазами, полными слез.
Очень бледная, с посуровевшим лицом, София Д'Отремон появилась меж кружевных штор, и ее взгляд потряс Айме. Сжатые губы обвиняли, ясные сверкающие глаза, скользнувшие по жене единственного сына, пронизывали бессловесным упреком. Словно злосчастная тень, за ней стояла медная фигура Янины, чьи руки накидывали на плечи дамы шаль. София, не глядя на нее, приказала:
– Оставь нас и закрой дверь. Последи, чтобы никто нам не помешал.
Она дождалась, когда дверь за служанкой закроется и приблизилась к испуганной красавице.
– Айме, знаешь, где я была?
– Нет, донья София, у меня нет дара предвидеть.
– Не столь важно. Тебе достаточно услышать голос совести, если она у тебя есть.
– Донья София! – возразила встревоженная Айме, но свекровь сурово прервала:
– Напрасно я пыталась напасть на след варвара, в чьих руках оказалась твоя невинная сестра, пожертвовавшая собой за твой позор, сделавшая все, чтобы спасти тебя, опустила на дно свою жизнь, дабы спасти твою.
– Почему вы так говорите? С чего вы это взяли? Уверяю, я не понимаю.
– Ты все понимаешь. Я сама не могу понять, когда смотрю на твое ангельское личико и спрашиваю себя, как можно прятать за маской столько цинизма, лицемерия, столько подлости, и ты жена моего сына, змея, которой я позволила привязаться навсегда к жизни моего сына! Ты, ты! Я узнала об этом слишком поздно.
– От кого вы узнали? Никто не может знать!
– А нотариус Ноэль? Ах, ты переменилась в лице! Ну да, я говорила с Ноэлем, я заставила его рассказать мне и связала все концы.
– Вы все сошли с ума? – с тревогой, охватившей все ее существо, пыталась защищаться Айме.
– Мы все были ослеплены. Только теперь, к сожалению, для меня все ясно, хотя и поздно. Теперь я понимаю поведение твоей сестры, отчаяние твоей матери, наглость этого проклятого, осмелившегося прийти в дом Ренато. Ты не сможешь отрицать. Ты, и только ты – любовница Хуана Дьявола!
Софии словно выплюнула слова, дала ими пощечину, и это ужасное попадание подкосило Айме, протянувшей руки, и страшная тревога поднялась к горлу. Вскоре, сделав неимоверное усилие, она встала, чтобы наброситься, как загнанная змея. Она подняла голову, у нее вновь блеснула надежда, шанс, за который она ухватилась.
– Что знает Ноэль? Что рассказал?
– Твое поведение и поведение того мерзавца, – думаешь, этого мало? Как ты к нему приближалась, как говорила. Он относился к тебе, как к потаскухе…
– Он относился ко мне плохо по вине сестры. Я старалась защитить ее, хотела убедить его уехать. Ренато был виноват.
– Замолчи! Не позорь имя моего сына. У ног Ноэля лишилась чувств твоя испуганная мать, правильно предположив, что Ренато убьет тебя. И он рассказал мне даже больше. Что ты видела его до замужества, была у него дома, спрашивала о проклятом Хуане Дьяволе, кошмаре всей моей жизни со дня появления на свет этого несчастного. И надо же такому случиться, что именно с ним ты изменила Ренато. Ты признаешься, заявишь об этом?
– Я ни в чем не признаюсь и ничего не стану заявлять, – отказалась Айме, избавляясь от смятения. – Зачем заставлять меня говорить? Чтобы пойти и рассказать Ренато?
– Ренато? Ты прекрасно знаешь, что я не скажу ему. Не притворяйся, ты уверена, что я не пойду доносить. Или хочешь, чтобы я пообещала тебе соучастие в молчании?
– Ренато убьет меня. А одна я не стану платить за минутную слабость и безумие, когда даже не была его женой. Платить одна не стану. Заплатит и сын Ренато, невинное создание, которого я ношу.
– Что? Как? – растерялась потрясенная София.
– Что плоть от моей плоти – это и кровь Ренато! Ради него я молчу и защищаюсь, ради него согласилась на жертву сестра, пожертвовала собой ради любви к Ренато.
– Что ты говоришь? – прервала еще более удивленная София.
– Да, это правда! Если хотите знать все, я крикну. Моника любила Ренато, соревновалась со мной, когда он уже был моим женихом. Из-за ревности, загнанная в угол обстоятельствами, я совершила безумие. Потом раскаивалась и сильно жалела об этом. Только Ренато я любила всей душой. Только его всегда любила, а теперь умираю, потому что потеряла его любовь и доверие!
София Д'Отремон отступала, пытаясь отвергнуть вероломные и ядовитые слова, едва понимая, удивленная и напуганная. Айме, поняв, что завоевала пространство, подбежала к ней, и смело пошла ва-банк:
– Но я не могу так больше, не выдержу. Я расскажу Ренато все, признаюсь в ужасной правде, пусть он сразу меня убьет, пусть прервется моя жизнь и жизнь сына…!
– Успокойся! – властно остановила София. – Не открывай дверь, ни шагу! Ты не будешь делать то, что вздумается, ранить и наносить удар тем, кто по несчастью оказался рядом с тобой. Не превратишь моего сына в убийцу, уничтожив и опозорив его. Думаешь, не причинила вреда? Думаешь, у меня нет причин проклинать тебя?