Моника 2 часть
Шрифт:
– Хочу думать, что вины Айме по-настоящему не было, что речь шла о незначительном безумии, глупости и бессмысленном капризе. Верю и делаю вывод, что виноват во всем этот негодяй, пират.
– Не хочу расстраивать вас, но я так не считаю, донья София, – вмешался Ноэль, наблюдая за этой сценой, храня деликатное молчание. – Хуана преобразило счастье любви, которая, как он считал, была настоящей.
– Чувства этого незаконнорожденного не волнуют нас, не думаю, что он способен любить, как вы предполагаете, Ноэль, – не придала значения словам София с ненавистью и гневом: –
– Но я… – робко пыталась возразить расстроенная Каталина.
– Молчите, когда я говорю. Теперь говорю я, а вам нужно молчать. Я не смогла помешать первой ошибке, но не позволю свершиться второй.
– В таком случае, вы вынуждаете меня бросить Монику? У Ренато есть влиятельные знакомые, друзья, он мог бы арестовать тот корабль.
– Мы сделаем возможное, но не будем вмешивать Ренато. Пусть мой сын не узнает, и никто из вас двоих не скажет ни слова, дабы давать пищу для подозрений. Вам понятно, Ноэль?
Ноэль молча опустил голову. Каталина сложила руки, глядя на нее с волнением, а София быстро и решительно распорядилась:
– Возвращайтесь в Сен-Пьер, Каталина, ждите там. Через несколько часов я там буду. Мы поедем повидаться с губернатором, будем добиваться помощи властей, сделаем все необходимое, но ни одна капля грязи не достигнет моего сына. Проводите ее, Ноэль, и не забудьте мои слова. Единственный виновный всего – Хуан Дьявол, не важно, если его повесят!
– Мы набрали хорошую скорость, капитан. Пятнадцать узлов с тех пор, как покинули Мари Галант. Если поменяем курс вправо, то на рассвете окажемся в Монсеррат и купим чего не достает, и…
– Не меняй курс. Я сказал тебе на север.
Прошло два дня. На полных парусах, наклоняясь на правый борт, «Люцифер» словно летел; от силы быстрого хода туго натянулись такелаж и паруса на гибком рангоуте. Корабль напоминал чайку, простершую над пеной свои белоснежные крылья, которая стрелой летела с единственной целью: плыть и плыть, преодолевать лигу за лигой хрупким судном и оставлять эти лиги в море за кормой.
– Скоро нам не хватит провизии, капитан, – настаивал Сегундо.
– Мы заправимся провизией потом, бросим корабль на каком-нибудь пустынном берегу, но не сегодня и не завтра. Ты понял?
– Да, капитан, вы не хотите, чтобы нас схватили.
– И не хочу, чтобы нас видели издалека. Не хочу доставить удовольствие кому-либо знать наше местонахождение. Сегундо, веди на север, пока я не прикажу сменить курс.
Моника испуганно проснулась, ее глаза вновь пробежали по ограниченному пространству полупустынной каюты. Стены каюты напоминали тюрьму, возвращалось странное ощущение рабства, надежда сбежать из которого угасла. Негритенок повернулся с печальным выражением милых, больших, грустных и наивных глаз, проникавших в душу с горячей нежностью.
– Вам правда лучше, хозяйка? У вас уже нет лихорадки. Уверен, у вас не болит голова.
– Нет, уже не болит, Колибри.
– Вы не поешьте? Хозяин велел спросить у вас. Здесь есть все: чай, печенье, сахар и большая-пребольшая корзина фруктов. Хозяин сказал, что это для вас, и ее никто не трогал. Ради вас он послал Сегундо найти фрукты, потому что доктор сказал, что вы должны питаться. Раньше, когда вам было плохо, хозяин сам делал сок из ананаса и апельсина, чай с большим количеством сахара и научил меня его готовить. Я уже умею его готовить, хозяйка. Хотите чашечку? Если не будете есть, умрете от голода, хозяйка.
– Полагаю, это лучшее, что может со мной случиться.
– Ай, хозяйка, вы не умрете! Я столько плакал и молился, чтобы вы не умерли! Я и другие; все на корабле хотели вашего выздоровления. Угорь, Франсиско, Хулиан и Сегундо, который распоряжается после капитана, ругался и давал пинков, говорил, что хозяин позволяет умирать, а раз капитан так делал, то это все равно, что он убить.
– Второй? Второй говоришь?
– Сегундо его зовут, и он второй на «Люцифере». Как интересно, да?
Моника приподнялась с подушек с чем-то наподобие улыбки на бледных губах, улыбкой ответил белоснежный ряд зубов Колибри, который пользуясь этим, настоял:
– Сделать вам чай, моя хозяйка?
– Если хочешь, сделай. Послушай, Колибри, где мы?
– Бог знает! Я вижу только море.
– И не знаешь, куда мы следуем?
– Никто не знает. Кораблем управляет хозяин, когда Сегундо или Угорь берут штурвал, они делают то, что он приказывает.
– А им не интересно знать, куда он едет? Они так ему верят!
– Капитан знает.
– Знает? – повторила удивленная Моника.
– По-видимому, вы сомневаетесь, но не стоит. Четырнадцать лет он ходит по морю от севера к югу, вниз-вверх, от Монсеррат до Ямайки, от берегов Кубы до Гвианы, четырнадцать лет!
Хуан зашел в каюту и посмотрел на Монику, которая переменилась в лице, поджала губы, снова опустила голову на подушки и оцепенела, а он печально посмотрел на нее и усмехнулся:
– Кажется, мое присутствие усилило твою лихорадку.
– У хозяйки больше нет лихорадки, – бесхитростно сообщил Колибри.
– Хорошая новость. Давайте отпразднуем это, а поскольку на борту нет водки, мы отпразднуем чаем. Принеси для меня чашку, Колибри. Иди…
Рука Моники протянулась, чтобы помешать уходу Колибри, и упала на простыни, ее взгляд избегал Хуана, а сердце забилось сильнее. Это была тревога, таинственный страх, который вызывало присутствие Хуана, теперь спокойного и серьезного. Тем не менее, она заметила, как он изменился. Не видела одежды кабальеро, он говорил, как моряк. Полосатая майка, белые неряшливые штаны, темная кепка с козырьком демонстрировала чистый лоб и прядь непослушных волос. Теперь, с выбритыми щеками, без пьяного огня в темных глазах, он казался гораздо моложе, голос не звучал гневно и не было горького привкуса в словах: