Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Когда человек похищает, крадет чужое добро или же делает зло, — заявляет бывший пастух из Кюбьера [665] , — он — лишь лукавый дух, который в него вошел; этот дух вынуждает его грешить, и ему приходится оставить добрую жизнь ради дурной. Эта концепция обосновывает безответственность во зле и неотделима у Белибаста, в катарском восприятии природы, от анимизма. Все вокруг полно душ, — говорит изгнанник, осевший в Морелье, лихо развивая свою мысль. — Воздух, что колышется вокруг, наполнен добрыми и злыми духами. Кроме редких случаев, когда дух пребывал в теле покойного, что был при жизни праведным и добрым (в таком случае этот дух вернется на небо), изошедший из мертвого тела дух всегда стремится вновь воплотиться. Ибо дурные духи, что пребывают в воздухе, поджаривают этот дух, когда он находится среди них; они его понуждают, стало быть, скрыться в каком-нибудь плотском теле, будь оно человеческое или звериное, ибо все время, что человечий дух отдыхает в какой-либо плоти, дурные духи, что роятся в воздухе, не могут его поджаривать и мучить [666] .
665
III, 179. По поводу противоречивости Белибаста в этом вопросе см.: III, 183.
666
III, 183. Необходимо отметить, что в альбигойстве присутствует серьезная тенденция отрицания свободы воли, в том числе у ангелов. См.: Livre des deux principes, катарский трактат третьей четверти XIII в. (книга 1 «О свободе воли», § 15 — 16, издание Thouzellier С., р. 204). Но эта тенденция, по-видимому, лишь усиливает определенный фатализм, который, судя по всему, и так безусловно господствовал в народном мышлении Сабартеса.
Итак, если верить Белибасту, воздух полон злого огня и временно бесприютных духов, от которых прямо или косвенно, но неизбежно зависят действия людей. В этих условиях деревенский фатализм верхней Арьежи вырастает из почти натуралистического анимизма, который, не заботясь о противоречиях, опирается на катарство в той же мере, что и на фольклор. На более высоком уровне, на этот раз без какого-либо влияния ереси, эта доктрина вписывается в неизбежные ограничения макрокосма, в котором царят, без возможности обжалования, решения великого архитектора.
Подобная концепция мироздания находит свое наиболее ясное — и универсальное для региона — выражение в речах Бернара Франка из деревни Гулье, в приходе Викдессос (I, 350—370). Бернар Франка — священник и служит мессу, но он также настоящий крестьянин; он извлекает доход из своего просяного поля и сам на нем работает; на одной из улиц деревни у него есть дом, которым он и его братья владеют в рамках братской семьи. Он беседует со своими односельчанами во время страды, участвует в неформальных собраниях мужчин перед церковью в воскресные и праздничные дни. Впрочем, за эту общительность он станет жертвой доносов, процесса в Памье и, в конечном счете, желтых крестов.
Макрокосм, микрокосм и ветры. Миниатюра из «Книги о божественных делах» Хильдегарды Бингенской. Муниципальная библиотека, Лукка.
Бернар Франка глубоко верит в то, что всему, что с кем-либо происходит, от века определено происходить. Человек, говорит он, зажат в рамках неотвратимой макрокосмической необходимости, первотворцом которой является сам Бог. У человеческого существа нет никакой свободы. А следовательно, человек не грешит. Наоборот, так называемые добрые дела не являются ни в коей мере заслугой тех, кто их совершает, поскольку заранее предусмотрены божественным планом. Когда мы читаем в документах из Памье эту радикальную деревенскую критику благочестивых деяний, на память временами приходит Лютер {307} , — но Лютер местного масштаба: гораздо меньшая культура. Бернар Франка — августинианец, сам того не зная; он исходит неосознанно из всемогущества Благодати. {308}
{307}
Согласно Лютеру, «человек оправдывается и обретает спасение не делами или законами, но словом Божьим, то есть обетованием Его милости, и верой в то, что вся слава принадлежит Богу, который спасает нас не по делам праведности, которые мы сотворили, но добродетелью Его милости, словом Его благодати, когда мы уверовали» (Лютер М. Избранные произведения. Спб., 1994. С. 41).
{308}
Здесь имеется в виду учение Августина о неодолимости благодати, о том, что спасутся лишь те, кого Бог предназначил к спасению: «Бог в своем провидении определил, какое будет число святых. Исходя из „их любви к Нему”, дару, которым Он через Святой Дух наполнил их сердца, „все содействует ко благу их”. Он призвал их по Своему усмотрению, ибо тех кого Он предузнал в Своем провидении, Он и предопределил быть подобными образу Сына Своего, дабы Он был первородным между многими братьями...» (цит. по: Марру А. И. Святой Августин и августинианство. Долгопрудный, 1999. С. 119). Погибнут же те, кого Господь не включил в число святых, то есть те, кто не получил этой необоримой благодати: «Для остальных же людей, не принадлежащих этому святому сообществу, Божья милость тем не менее создала душу и тело и все то, что связано с их природой, за исключением порока, которым они обязаны дерзости злой воли. Бог в Своем провидении сотворил их, чтобы показать, на что способно, в отсутствие благодати, свободное решение тех, кто оставил Его...» (Там же. С. 120).
Как раз в важном вопросе о влияниях и истоках Франка однозначен. «Эти самые мысли», отрицающие индивидуальную свободу, не нашептаны ему каким-нибудь городским доктором, где-то нахватавшимся августинизма [667] {309} , — доктором, которого Бернар, будучи священником, хотя и сельским, вполне мог как-нибудь встретить. На самом деле Бернар Франка проповедует свои иноверческие взгляды уже сорок лет: он просто-напросто вывел их из фольклорных оснований крестьянской философии Сабартеса, которой он с радостью предается [668] :
667
О значении августинизма в теологии после XI века и задолго до кальвинистского и янсенистского обновления см.: Noonan. Contraception..., гл. VI.
{309}
На протяжении всего Средневековья и раннего Нового времени учение Августина о предопределении, о неодолимой благодати были весьма авторитетными, несмотря на популярную и особенно усилившуюся с XI в. и получившую окончательную формулировку в творениях Фомы Аквинского (1225 или 1226—1274) доктрину свободной воли, в соответствии с которой Божественная благодать дарована всем, и человек может принять ее, а может и отвергнуть. Католическая Церковь окончательно отвергла августинианство (при том, что Августин почитался святым и Отцом Церкви) ко времени Реформации, но оно стало главным в кальвинистском направлении протестантизма. Кальвин (см. прим. 37 к гл. I) настаивал на том, что Господь еще до сотворения мира предопределил одних к вечной жизни (они-то и есть избранные, принявшие кальвинистскую веру, да и то не все), а других — к вечной же погибели, и ничто не может отменить Божественный приговор. Янсенизм (см. прим. 6 к гл. III) подвергся церковному осуждению в первую очередь потому, что Янсен разделял эти взгляды Кальвина.
668
, 356—357; см. также I, 363: о влиянии в этом вопросе неизвестного персонажа, пришедшего в верхнюю Арьеж из горного диоцеза Палар.
— Не доктор ли какой внушил вам эти заблуждения? — спрашивает в 1320 году Жак Фурнье у шестидесятилетнего Франка.
— Нет, — отвечает старик. — Но все говорят в Сабартесе, когда случается с кем-нибудь что-то дурное или что-то хорошее, что «так уж ему суждено» или что «иначе оно и быть не могло»... Да и когда меня схватили (представители инквизиции) я сказал:
— Что будет, то и сбудется.
А потом я еще добавил:
— Так и будет, как Бог судит [669] .
Судьба и необходимость, управляемые Богом из горних сфер, могут действовать через посредство звезд или, пониже, воздуха и присутствующих в нем духов. Это двойное воздействие оказывается соответственно на domus и на индивида. Между звездным небом и небом чистого воздуха находится луна. Макрокосмическое влияние этого небесного тела в Сабартесе не имеет такой всеобщности, которая будет за ней признаваться позже в других крестьянских культурах и «страны ок», и «страны ойль» [670] . Однако это влияние нельзя не учитывать в Монтайю, когда речь заходит о действии, на котором основывается от поколения к поколению непрерывность существования domus: сочетании браком. Лет шестнадцать назад или около того, — рассказывает в 1320 году Раймон Вессьер из Акс-ле-Терма, — я был в доме Раймона Бело из Монтайю; и мы беседовали, в общем, о времени, когда надлежит праздновать свадьбы. Раймон мне сказал:
669
В тексте две этих коротких фразы приведены на окситанском (I, 356 — 357).
670
См.: Serres О. de.
Theatre...; см. также любое этнографическое исследование, посвященное областям распростанения лангдойля, начиная с Нормандии...
— Когда мы решили отдать нашу сестру в жены Бернару Клергу, мы пошли к еретику Гийому Отье, чтобы спросить его совета вот о чем: когда луна будет в самой поре, чтобы отдать нашу сестру за Бернара? Гийом Отье сказал нам назначить свадьбу на тот день, что он назвал. Так мы и сделали (I, 291).
Все есть в этом тексте, ставящем как раз на нужном уровне социального и матримониального обобщения проблему астрономических влияний. Domus Бело в данном случае конкретизирован в группе братьев, которые коллективно несут ответственность за семью; в определенном таким образом составе domus перемещается, чтобы посоветоваться с «добрым человеком», возведенным в достоинство прорицателя. Бело справляются у него о наилучшем способе совместить цикл плодородия их сестры, обещанной Клергу-сыну, с лунным циклом, поскольку, если верить провинциальной мудрости, ритм изменений ночного светила влияет на все, что живет и воспроизводится на земле.
Знания фаз луны не всегда достаточно, чтобы расшифровать указания макрокосма, потому жители Монтайю активно прибегают к услугам прорицателей в собственном смысле слова, чтобы обеспечить себя самыми надежными предсказаниями относительно подготовки к свадьбе, путешествию и т. д. Беатриса де Планиссоль пользовалась, как мы отмечали, ворожбой, которой охотно занималась для нее крещеная еврейка. Что же до каталонских изгнанников, то они вопрошают прорицателя, вычитывающего свои предсказания в книге, написанной арабским письмом (II, 40; III, 207). Этот гадальщик использует маятниковые движения палки или наблюдения за башмаками во время ходьбы, чтобы прорицать по поводу болезней людей и скота, а также по поводу предполагаемых браков. Менее хитроумные предсказания извлекают из полета птиц, приносящих несчастье: сов, которые забирают души мертвых, сорок, которые перелетают дорогу и служат вестницами беды, если верить весьма распространенной примете, которая передается от отца к сыну в семье Белибастов. Вид двух этих птах, пересекших дорогу, лишает «совершенного» из Кюбьера того немногого мужества, что у него осталось; ноги у него буквально подкашиваются и он предчувствует — справедливо — печальную участь, которая его ожидает (II, 78; III, 210).
Бог, макрокосм и природа управляют человеком и его осталем, которые находятся в центре целой системы. Звезда, луна, духи воздуха программируют семейные и индивидуальные судьбы, отдельные указания по поводу которых дает также полет сов или сорок. Случай с приносящими несчастье птицами отнюдь не уникален: эмоционально насыщенные отношения, которые айонский житель поддерживает с окружающей природой, особенно с животными, далеко не всегда сердечны [671] . Даже — и прежде всего — когда эти отношения очень тесны. Проиллюстрируем этот аспект.
671
Ле Гофф Ж. Цивилизация среднекекового Запада.