Моран дивий. Стезя
Шрифт:
Я невольно улыбнулся, прикрыв глаза и подставляя лицо ласковым ладоням вольных степных летениц...
Накануне, в нашу последнюю ночёвку почти недельного перехода, мы разбили лагерь на более или менее сухом островке влажной топкой низины. Осатаневший от безлюдности гнус, уже около часа гнавший нас по болотным кущам словно северных оленей, дождался, наконец, грандиозного праздничного банкета. Одна старуха и четверо здоровых полнокровных мужиков были поданы в сегодняшнем меню под гречневой кашей, торопливо довариваемой в котелке несчастными, кутающимися в одеяла,
– Любят же тебя летеницы, страж, - удивлённо проскрипела Вежица, уставившись на, как обычно бесстрастного, Зварыча.
Он не торопился глотать обжигающую еду, не отмахивался руками, не бил себя по щекам и шее, исступленно матерясь - гнус ему совершенно не досаждал, над ним не висело плотоядное зудящее облако. У нас челюсти отвисли от удивления и зависти.
– Я всегда знал, - буркнул Тим, отмахнувшись от атакующего комарья ложкой и засеяв при этом округу гречкой, - что Лёха ядовитый человек. Но настолько, чтобы кровопийцы дохли ещё на подлёте... Ты превзошёл мои самые смелые подозрения, Зварыч.
– Что за летеницы?
– осведомился я, чувствуя себя вечным ребёнком-почемучкой, познающим неведомый мир с помощью взрослых.
– Маленькие лесные духи, - отозвалась Вежица, плотнее заворачиваясь в одеяло и укладываясь ближе к костру.
– В лесу - лесные, в степи - степные, в реке - речные...
– Она широко зевнула и закрыла глаза, умостив голову на согнутом локте.
– Мужикам их не видать, глупым бабам не поймать, малым детям не играть, серым волкам не имать...
– бормотала она засыпая.
– В чём же их любовь к Зварычу выражается?
– повернулся я к Тиму.
– Бабка считает, - усмехнулся он, - что комары его не грызут, потому что летеницы их отгоняют, - он пожал плечами.
– Может, и так. Ей видней, она же мора.
– За что же ему такая милость?
– Это уж ты у них спроси. Если сможешь, - Тим закутался в одеяло с головой и вытянулся у костра...
Я долго пялился в темноту, стараясь разглядеть в ней движения и шорохи. Лесная тьма была тиха, сыра и пуста как открытый космос...
В степи совсем другое дело. Здесь я чувствовал себя дома. Чувствовал степное тепло, безграничную волю, дышал полной грудью. Здесь добрые летеницы, признавая, ластились ко мне пушистыми кошками. Оглянувшись через плечо на чёрную громаду леса, я только теперь осознал как же неуютно и зябко было мне во чреве Морана.
Топча лазоревки, наш маленький отряд двинулся в степь. Алый, золотой, молочно-белый, чёрно-бордовый шёлк выстилал наш путь, курясь ароматом раздавленных лепестков в бледнеющее перед закатом небо.
Мы очень быстро вышли к глубоким колеям набитой дороги и зашагали по ней, змеящейся среди курганов и холмов к уже совсем близкому, жуткому, тревожному, невероятному моему будущему.
Вскоре Вежица простилась с нами.
– Ты многого так и не рассказала, - мне было почему-то жаль расставаться со старухой, словно вместе с ней я лишался последней опоры.
– Я к тебе в сказочницы не нанималась, - буркнула она.
– Да и закончились для тебя сказки, княжич. Реальность тебя ждёт - страшная и жестокая. Постарайся не загнуться слишком быстро.
Она повернулась было уходить, но остановилась, словно колеблясь, приблизилась порывисто и просвистела шепотом:
– Не моё это дело, конечно. И говорить этого не стоит... Но... Жаль мне тебя, сиромаха, что ли...
Она помолчала, подёргивая нервно щекой.
– Не верь им, - она бросила скорый взгляд в сторону стражей.
– Чую, окружают тебя обманом - густым и плотным, как земля могильная. Только не знаю в чём он. Просто чую. Зря ты сюда пришёл. Вернись, если сможешь...
– она осеклась, заметив сумрачно поглядывающего в нашу сторону Зварыча, развернулась и торопливо засеменила к лесу.
А я остался.
Не скажу, что слова моры поразили меня. Или ударили обухом по голове. Или стали неожиданным открытием. Скорее уж они укрепили мои собственные опасения. Поэтому, отряхнувшись, словно собака после купания от липкой скверны сожалений и страха предстоящего, я взбежал на ближайший курган и замер, потрясённый красотой дремотной предзакатной земли.
Сонное светило скатывалось за сверкающее серебро полноводной Ветлуги, подтопившей ещё не полностью сошедшим половодьем луговой берег. Уже зажглись огнем редкие облачные перья, мазнув золотом крепкий тын и крыши небольшой крепостицы, притулившейся на высоком языке речного мыса. Было тихо и призрачно. Вдали пылилось облако загоняемого с пастбищ стада. У ворот крепости, за перечеркнувшим основание мыса рвом, я разглядел крошечные фигурки дозора. Совсем скоро, ещё до темноты, я увижу этих людей близко, перемолвлюсь с ними словом и тогда, наверное, окончательно уверюсь в том, что всё происходящее вьяве.
– Идём, - бросил я стражам, спустившись на дорогу, и первым зашагал по ней легко и уверенно, слушая топот и бряцанье оружия идущих следом...
Я - князь Радим Угрицкий, последний из древнего рода, надежда Морана и полян. Я единственный в Заморье знаю кто несёт гибель и разрушение этому чудесному миру. Я знаю с кем сражаться и знаю как. Со мной благословение Морана, мой меч и мои ближники. Каждый из которых заранее меня предал и не задумываясь всадит мне нож в спину, когда велят им это сделать их тайные мотивы...
Рыжик, ведомый мною в поводу, вскинул голову и заржал призывно, окликая скачущий нам навстречу конный разъезд Стобуда...
<