Море света
Шрифт:
Мой живот сжимается, а дыхание замедляется.
— Так ты женат?
Пожалуйста, ради бога, скажи «нет»!
На его лице отражается усталость. Он моргает.
— Она умерла, — бормочет Линкольн едва слышно. Она умерла? Я должна была умереть. Почему одна жизнь спасена, а другая нет?
Его дыхание меняется, становится быстрым и беспокойным, и я чувствую себя тупицей. Мне не следовало любопытствовать. Нежно касаюсь к его груди, но не прикасаюсь к тому месту, где вытатуировано ее имя.
— Мне жаль.
Его
— Это было давным-давно, — говорит Линкольн, в его тоне слышатся нотки одиночества и секретов, в которые он не хочет, чтобы я совала нос.
Наверное, наш момент испорчен, потому что я наговорила лишнего, но Линкольн, очевидно, не думает подобным образом, потому что заявляет:
— Ты позволишь мне обладать тобой или это была всего лишь болтовня?
Улыбаясь, поднимаю ладони, протягивая ему свои запястья.
— Я вся твоя.
Я не могу сказать, о чем он думает, потому что выражение его лица слишком сдержанное. Как будто мне нужно быть детективом, чтобы расшифровать его. В его взгляде читается отчаяние, которое он не может стереть, но пытается. Линкольн неспешно проводит рукой по моей груди, затем между моих ног, где я с удовольствием сижу на его члене.
С улыбкой покачиваю бедрами, выгибая спину. Моя киска легко скользит по его эрекции. Дышу с трудом, его ресницы трепещут, а длинные пальцы тянутся к подолу моей рубашки. Он снимает ее, лифчик следует за ней. Мое сердце бешено колотится, зная, что при таком освещении Линкольн может видеть каждую деталь моей одолженной жизни. Он не задает вопросов. Вместо этого его взгляд падает между моих ног, и его хватка на моих бедрах усиливается.
Так же быстро, как он посадил меня к себе на колени, он разворачивает меня, и я уже лежу на диване. Обхватив мои руки своей ладонью, он кладет их на подлокотник.
— Не двигайся.
— Мне нравится мужчина, который командует, — шепчу я. Линкольн целует меня в губы, отчаянное желание большего гложет меня изнутри.
— Тогда ты в надежных руках. — Без предупреждения он входит в меня, полностью погружаясь. Это невероятно, и даже больше. Знаю, что женщины постоянно так говорят, но это правда. Ничто не сравнится с этим чувством. Он растягивает меня, и я раздвигаю для него ноги.
К сожалению, я помню, что Линкольн не надел защиту. Мне требуется мгновение, чтобы вернуться к реальности. Прерываю поцелуй.
— Э-э, ты кое-что забыл?
Он качает головой, вновь толкаясь.
— Я вытащу.
Падаю головой на подушку, Линкольн двигается торопливо и стремительно. Он вытащит? Какого черта?
— Нет. Надень презерватив, — говорю я ему, пытаясь высвободить свои руки из его железной хватки. Я не могу рисковать, вдруг я забеременею или, что еще хуже, я понятия не имею, есть ли у него венерические заболевания.
Он перестает целовать меня и останавливается.
— Ты серьёзно? — Линкольн тяжело дышит, его грудь вздымается, когда он нависает надо мной.
— Ага, в точку. Надень его.
Со стоном он выходит из меня, встает и достает
Пристально глядя на меня из-под опущенных век прищуренным взглядом, Линкольн движением руки указывает на стол, шумно дыша носом.
Закатив глаза, я встаю.
— Ты не можешь просто сказать мне, что делать, вместо того, чтобы показывать жестами?
Он наклоняется, его дыхание обдает мое лицо.
— Залезай на гребаный стол, — хрипит Линкольн.
Ему не нужно говорить больше ни слова. Вообще-то, судя по выражению его лица, я должна к черту заткнуться и залезть на стол.
Прежде чем я успеваю сделать еще один вдох, он проводит рукой по столу, покрытому составленными картами, и укладывает меня на него, нащупывая веревку, лежащую на полу. Схватив мои запястья, он поднимает их над моей головой, почти так же, как делал на диване.
— Какого черта ты творишь? — спрашиваю я, но это бессмысленно, потому что мы с вами знаем, что Линкольн ничего не скажет. Сосредоточенно нахмурив брови, он связывает мои руки веревкой и привязывает ее к ножке стола. Лодка поскрипывает, ее слегка покачивает от его быстрых движений. Мое дыхание становится прерывистым, и я опускаю взгляд на свои ноги: бедра раздвинуты, задница прилипла к поверхности. В каком затруднительном положении я оказалась, и все из-за того, что сказала, что хочу, чтобы мной обладали. Может быть, мне следовало подумать дважды.
Закончив, Линкольн выпрямляется и пристально смотрит на меня, а единственным источником света в каюте является сияние луны, низко висящей в небе. Он не двигается. Просто смотрит на меня таким взглядом, словно не знает, что теперь делать.
Я моргаю, пытаясь получше рассмотреть его в темноте. Слава богу, я все еще могу разглядеть его красоту.
— Клянусь, если твой брат объявится, и ты оставишь меня привязанной к этому столу, я сделаю с тобой что-нибудь очень плохое. — Мое тело пробирает дрожь. Я не замерзла, а до смерти боюсь того, что он собирается делать дальше. — Не знаю, что, но тебе будет плохо.
Линкольн хмыкает, как будто ему смешно. Опускает руку под стол, а затем поднимает ее, зажав что-то блестящее между большим и указательным пальцами. Я щурюсь, пытаясь разглядеть, что именно он держит. Его челюсть сжата, он выглядит диким и опасным.
— Как ты относишься к пирсингу?
— Что? — Сглатываю и нервно смеюсь. Я жажду большего, но какова цена? Допустим, он прокалывает мой клитор, и я подхватываю инфекцию? И это слишком больно, мне это не нужно. Не-а. Поднимаю голову и облизываю пересохшие губы.