Морок параноика

Галина Махова

Вера, прищурившись, вглядывалась сквозь рассеивающийся дым в это скопище почерневших руин, пытаясь определить, как лучше пройти к тому месту, где еще утром стоял детский сад. Потом решила не мудрствовать лукаво и не пытаться идти через бывшие дворы, а попробовать пройти по остаткам главных улиц и хотя бы не заблудиться.

Пройдя еще метров семьсот по железнодорожной насыпи, она рискнула сойти с нее, узнав в закопченной развалине здание бывшей детской поликлиники. Это был хороший ориентир и точка отсчета. Если пойти прямо по относительно сохранившейся улице, то, главное, не пропустить перекресток. Вроде бы, он даже виден отсюда. А там – как повезет. Поперечную улицу могло завалить обломками.

Но надо попытаться.

Услужливая не к месту память одну за другой, как в диапроекторе, выбрасывала перед мысленным взором картинки походов в поликлинику с Анечкой. Вот еще в большой коляске. Вот уже сидим. Вот уже прогулочная коляска, а к ней шарик привязан – какие-то ребята рекламные шарики раздавали.

Вера скрипнула зубами и прибавила шагу. Не сейчас. Не к месту. Сначала действовать. Слезы потом.

Перекресток угадывался легко. Остовы окружающих зданий неплохо сохранились и были узнаваемы. Дальше можно было, в общем-то, не ходить, вернуться к железной дороге и по относительно чистому месту добраться до больницы. Но Вера все-таки пошла. Она от перекрестка отлично видела потерявшее крышу, полуразвалившееся и обгоревшее здание детского сада, но все равно шла. Будто в спину кто толкал.

Окна Анечкиной группы выходили на центр города. На эпицентр.

Вера кинула пакеты на землю, взобралась на лежащий прямо у стены большой обломок ограды и заглянула внутрь помещения. Там не было ничего, кроме черных стен и толстого слоя пепла.

Вера силой заставила себя отвернуться и стала оглядывать панораму.

К тому месту, где был ее дом, точно можно было не ходить. Место было несколько ближе к эпицентру, чем детский сад, и от домов там остались только груды мусора. Не было никакого смысла пробираться по ним и гадать, какой обломок от ее дома, а какой от соседнего. И тем более не было смысла искать среди этого обугленного месива тот кусочек пепла, что остался от такой вредной, но такой любимой кошки Масяни. “А я ее сегодня по заднице набила за то, что она опять лужу на полу сделала…” – как-то не вовремя вспомнила Вера. Опять стиснула зубы и крепко зажмурила глаза. Через несколько секунд, когда дышать стало легче, она снова стала осматриваться.

Вон там, прямо напротив детского сада, примерно в километре, утром стоял высотный дом-башня. Еще давно один знакомый сказал Вере, что это точка прицела. А рядом с башней стояла обычная панельная девятиэтажка, где жили мама, бабушка и сестра Марина. И кот Филька, как же она про него сразу не вспомнила?

“Марина, наверно, дома была. У нее сегодня, вроде, с двенадцати занятия начинаться должны были. И Филька тоже дома. Он всегда был дома…”

Вера вдруг представила, как души Калинова огромной толпой подходят к вратам рая. Апостол Петр, не в силах смотреть на столь скорбное зрелище, распахнул врата настежь, сел подле них на камень, закрыл лицо ладонями и плачет. А Марина и Анечка, переглянувшись и перемигнувшись, под шумок протаскивают в рай Фильку и Масяню…

“Стоп! Мама! И бабушка! Они должны были ехать в больничный комплекс! Бабушке УЗИ надо было делать. И время у них было назначено как раз такое… такое… примерно, когда все это произошло”.

Вера стряхнула с себя наваждение, спрыгнула на землю, подобрала пакеты и пошла, огибая развалины, в сторону больницы.

Как она и думала, оба моста через реку были разрушены. От дальнего моста не осталось вообще ничего. Обломки ближнего лежали на дне русла, отметенные ударной волной несколько в сторону от исходного места. Русло было пустое. Взрыв разрушил плотину, и от реки остался тоненький ручеек, который Вера просто перешагнула.

Чертыхаясь и оскальзываясь, она начала взбираться вверх по склону холма. В голове толклась, переминаясь

с ноги на ногу, совершенно неуместная и несуразная мысль: «Может, и лучше, что папа умер раньше и не увидел всего этого ужаса…». Впереди высились здания больницы. Видно было, что пожар до них не дошел. Но, разумеется, ни одного стекла в окнах, обращенных в сторону взрыва, не было и в помине.

Входная дверь в тот корпус, где располагалась администрация и проводились обследования, не только потеряла стекла, но и оказалась вмята внутрь и застряла в таком положении. Вера подергала ее немного, плюнула и полезла через створку.

В вестибюле никого не было. Кресло, в котором обычно сидела вахтерша, стояло пустое. Вся его спинка была, как дротиками, утыкана битым стеклом. Вера зябко передернула плечами и пошла в коридор. В коридоре тоже не было ни души. «Неужели никто не уцелел? Странно…».

Она беспрепятственно дошла до нужного кабинета и осторожно потянула на себя дверь. Та открылась без труда. Вера заглянула внутрь. Вошла. Медленно, как сквозь воду, пошла через кабинет.

Судьбе угодно было распорядиться, чтобы взрыв застал бабушку именно на процедуре. Она лежала на кушетке, стоящей вдоль окна, с одной стороны вся утыканная осколками. Глаза были открыты и уже подернулись пленкой. Нос заострился. На полу у кушетки лежала доктор, специалист УЗИ. Насколько видела Вера, тоже вся в осколках.

Так же медленно, как шла от двери, Вера подошла к кушетке и аккуратно положила пальцы бабушке на шею, пытаясь нащупать пульс. Она видела, что это уже не нужно, но даже помыслить не могла, что может этого не делать. Из тех же побуждений достала из сумочки зеркальце и подержала около бабушкиного рта. Тупо попялилась на незамутненную поверхность, чисто механически убрала зеркало обратно в сумочку и протянула руку, чтобы закрыть бабушке глаза.

Сбоку от нее раздался стон. Вера посмотрела туда и сначала никого не увидела. Потом догадалась отдернуть остатки занавески. В углу у стены, рядом со стулом, на который она, видимо, села после того, как помогла бабушке лечь на кушетку, скорчившись, полулежала мама. Осколков ей досталось поменьше, но это было уже не важно. Вера была не врач, но тут не надо было быть врачом, чтобы понять – неоткуда прямо сейчас взять специалистов и материал, чтобы вытащить с того света человека, потерявшего столько крови, сколько Вера видела на полу вокруг мамы.

Она присела на корточки рядом с мамой и взяла ее за руку.

– Мам, это я. Я тебя нашла.

Мама с трудом приоткрыла глаза:

– Верочка…

– Да, я. Давай, я тебя поудобнее устрою.

– Не надо, – прошептала мама. Она говорила так тихо, что Вера почти не слышала ее. – Мне двигаться… больно… лучше так…

Мама замолчала, только дышала тяжело. Потом, набравшись сил, спросила:

– Что это было?

– Не знаю, почему так случилось, но на город упала ядерная бомба. Солнечнов тоже разбомбили. Я видела. Может быть, Москву. Не знаю.

– Бомба? – переспросила мама. В ее горле что-то забулькало.

– Да. Города почти нет. И… – Вера запнулась на мгновение, потом все-таки произнесла, – и ты первая из живых, кого я нашла.

Мама опять замолчала. Слышно было, что ее дыхание становится все более прерывистым и хриплым.

Вдруг она вздрогнула:

– Вера…

– Что, мам?

Мама не ответила. Вера подождала несколько секунд и попробовала позвать:

– Мама…

Мама молчала. Вера осознала, что больше не слышит ее дыхания. Она попыталась найти пульс, потом полезла в сумочку за зеркальцем. Уже нащупав его, замерла и так просидела неподвижно какое-то время. Потом отпустила зеркало и закрыла лицо ладонями, не замечая, что они в крови, и теперь на ее лице тоже кровь.