Моролинги
Шрифт:
— Чтоб не засекли. Но это уже не важно. У меня мало времени, я буду говорить быстро. Включите запись.
— Обычно ты меня просишь ее выключить.
— А теперь включите. Вы бы видели, какое представление перед нами разыграли: индейцы-моролинги, трубки мира и черт знает что еще. Обхохочешься. Но мне не до смеха. Мой флаер кто-то вывел из строя направленным импульсом. Сейчас он, наверное, уже на дне болота. Но черт с ним. Ясно, что моролинги тут не при чем. Это дело рук доктора Рунда. От кого-то из нас четверых он хотел избавиться.
— От кого, есть версии?
— Это неясно.
— Рунд не знал, что с вами Вейлинг, — уточнил инспектор.
— Тем более. Значит он хотел устранить либо Цанса либо Брубера.
— А ты не думаешь, что он пытался помешать вам встретиться с моролингами?
— Не думаю. Это были псевдо-моролинги. Следовательно — они приманка. Рунд позволил нам беспрепятственно вылететь с турбазы, чтобы потом сбить в воздухе. Катастрофа флаера — самая естественная смерть в этих краях. Должно быть, представления с моролингами тут разыгрывают регулярно, дабы туристы не скучали.
— Для кого приманка-то?
— Возможно, для Брубера, который планирует отнять Ауру у Рунда и его правительства и передать планету моролингам. Но если Рунд пытался убить Цанса, то дело не в политике. Профессор слишком сообразителен.
— Ты им сказал о покушении?
— Нет. Пусть пока думают, что я сослепу врезался в дерево. Сейчас вышлите за нами Дуга, координаты я назову. И предупредите Рунда, чтоб он больше не повторял свои фокусы с импульсами. У меня всё.
Я назвал координаты и вернулся к своим попутчикам.
— Ну что? — спросил Брубер.
— Нас заберут. Пока остаемся здесь. Кроме этой поляны, флаеру сесть негде.
Мы вернулись к потухшему костру.
— Вы долго говорили, — заметил Цанс.
— Виттенгер хотел знать все подробности.
— Вы рассказали ему, как нас надули? — спросил Вейлинг.
Я посмотрел на Брубера.
— Вы, кажется, так не считаете.
— Не будем портить людям бизнес, — сказал он. — Мы нагрянули неожиданно, они не успели подготовиться как следует.
— Да, не будем, — поддержал его Цанс. — Когда за нами прилетят?
— Полчаса… час, не больше.
— Но легенду они рассказали прелюбопытную, — добавил Цанс.
— Любопытную, — кивнул Брубер. Он о чем-то напряженно думал. Два раза наклонился к Цансу, очевидно, желая что-то спросить, но оба раза передумал. Присутствие одно из нас — меня или Вейлинга — ему мешало.
— Тим, — обратился я к Вейлингу, — дрова закончились.
— Вы что, замерзли?
— По дыму нас быстрее найдут. Ты из нас самый молодой, поэтому тебе и идти за дровами.
— Не говорите ерунды.
— Собери и сухих и сырых. Сухие пойдут на растопку, от сырых больше дыма. И кончай ломаться, надоело…
Брубер и Цанс красноречиво посмотрели на Вейлинга, дескать, чего же ты сидишь, когда задача поставлена.
— Ну и жара, — пожаловался Вейлинг, крутя ручкой встроенного в комбинезон кондиционера. — Подохнуть можно.
— Можно, — согласился я. — Так ты идешь?
— Если я вам мешаю, то почему бы вам самим не отойти куда-нибудь.
— Во-первых нас больше, во-вторых мы старше, в-третьих — лучше вооружены. Еще аргументы нужны? — у меня вышел
Вейлинг со вздохом встал.
— Только ради вас, господа, — сказал он не мне. Регулируя на ходу кондиционер, он побрел к ближайшим зарослям шиповатого бамбука.
— Не слишком ли жестко вы с ним… — нахмурился Цанс. — Еще заблудится.
— Не заблудится. По-моему, господин писатель хотел у вас что-то спросить.
— Вы как ведущий в ток-шоу, — усмехнулся Брубер. — Слушая моролинга — назовем его так — я вспомнил ужин, которым вы накормили меня после семинара в Фаонском университете.
— Чего вы ждали от университетской столовой! — буркнул Цанс.
— Я оговорился — не ужин, а беседу за ужином. Там были академик Чигур, вы, профессор, и еще этот доцент… Сёмин. Вы спорили, можно ли доверять исследованиям Спенсера. Семин настаивал, чтобы вы прокомментировали наблюдения Спенсера за моролигами, точнее — за индейцами-кивара — как их назвали в те времена. Как я помню, Семин привел три его интересных наблюдения: отсутствие у кивара культа предков, таинственный ритуал ворчу и имена, произносимые в обратном порядке или не произносимые вовсе…
— Да-да, я тоже помню, — кивнул Цанс. — Семин хотел унизить меня в ваших глазах. Спенсер не только сделал наблюдения, но дал им объяснение. Его объяснение Семину отлично известно, он считает его смехотворным. А я с этим объяснением согласен.
— В чем же оно состоит?
— Спенсер полагал, что моролинги верят, что души их предков обитают в мире, где время течет в обратную сторону. Ритуал под названием «ворча» — это ни что иное, как встреча с собственной душой, которая способна давать советы своему бывшему, но еще живому, носителю. Поэтому соплеменники в повседневном общении не пользуются настоящими именами. Имя моролингу нужно для общения с душой, то есть для ритуала ворчу. Обращаясь к своей душе, он произносит имя шиворот-навыворот для того, чтобы в мире духов имя прозвучало правильно. Я не знаю, что видят во сне моролинги. Возможно, самих себя, но старше, или своих потомков. Но ясно одно: когда есть возможность посоветоваться с собственной душой, которой известно будущее, нет никакой необходимости общаться с предками — они мало что знают.
— Что же тут смешного?
— Мне возражали, что первобытные племена даже обычное течение времени плохо себе представляют, не говоря уж об обратном. Ведь это чистая абстракция — время, текущее вспять. Кивара-муравьедов трудно заподозрить в избытке абстрактного мышления. У них нет слова, ознчивающего то, что мы называем «время».
— Веское возражение…
— Пускай… Но давайте вспомним один пассаж у Дюркгейма — пассаж, растиражированный впоследствии Леви-Стросом. Индеец из племени Дакота формулирует метафизику, совпадающую с метафизикой философа Бергсона с точностью до терминологии. Вряд ли индеец читал Бергсона, и тем более — согласился с его метафизикой… Вот вам и веское возражение! Со времен Бергсона и Спенсера вселенная с противоположной стрелой времени перестала быть умозрительной абстракцией, она существует, поскольку существуют темпороны. А у моролингов — небо эмпирея имеет противоположную стрелу времени.