Морозко или тот ещё подарочек
Шрифт:
Эта мысль едва не заставила рассмеяться, но такое поведение привлекло бы ко мне слишком много внимания, а мне вовсе не хотелось прослыть умалишённой. Вместо этого я долго и с улыбкой отвечала на привычные вопросы о личной жизни, слушала байки из их прошлого, и про деда наслушалась столько, что от хохота слёзы на глаза выступали. А потом разговор как-то незаметно принял совсем другой поворот.
– …Что с погодой творится?
– посетовал кто-то после нескольких тостов за ушедших.
– Ещё с осени такие заморозки, что обувь пристаёт к земле, не говоря уже о посевах.
– Да не
– Всё раньше и раньше это начинается.
– Что начинается?
– вклинилась я, уже хорошо захмелев.
На меня посмотрели насторожённо, будто я сейчас возьму и побегу докладывать кому-то об этом разговоре, но видно собеседники и сами поняли, как странно выглядели.
– Заметила, небось, как нынче холодно?
– всё так же не повышая голоса, спросил Семёныч, и я кивнула.
– Нехорошее предзнаменование. Звери из леса выходят, уже многих утащили…
– Да кому наши старые кости сдались-то?
– как-то неестественно рассмеялась Валентина Ивановна.
– Старые-то им и ни к чему, может быть, а вот внук мой с другом пропали, - покивав, сказал другой старик, опрокинув в себя стопку.
– Данькины друзья.
– Так может, в соседнее село ушли?
– Нет. Не вернутся они…
В душе всё перевернулось, стоило мне представить зверски оторванные головы в корзине. Комок желчи подкатил к горлу, и мне срочно захотелось выйти на воздух, чтобы ледяной ветер остудил голову.
– Простите, я выйду, - прикрывая рот ладонью, я поднялась, направляясь к выходу, где начала спешно собираться.
– Может, останешься? Вон уже как темно… - попыталась остановить сердобольная женщина, наблюдая, как я одеваюсь, но я не могла смотреть в глаза человеку, потерявшему внука, даже если была ни при чём. Возможно, Дар и не убивал парней, но останки их принёс именно мне, как какой-то трофей! Словно показать хотел, что будет с каждым, кто на меня польстится!
– Нет, я прогуляюсь, а заодно протрезвею, - улыбнулась я, и, махнув гостеприимной старушке, почти выбежала на улицу.
На воздухе стало чуточку легче, но голова кружилась знатно, так что пришлось глубоко дышать и не спешить — был большой риск упасть и больше не встать, а на таком морозе я бы не выжила…
От дома я отошла совсем немного, заметив впереди фигуру. Данила неподвижно сидел на крыльце соседнего дома, и почему-то меня очень насторожило его поведение, когда он даже не откликнулся, стоило мне его позвать.
– Даня?
Не шелохнулся даже. Ну, не уснул же он, в самом деле?
– Даня, ты в порядке?
Я медленно подошла к парню, просто чтобы убедиться, только он даже на расстоянии выглядел плохо. Едва я оказалась совсем рядом и взглянула ему в лицо, заметила неестественную бледность, а когда коснулась плеча в тёплой куртке, Данила просто упал мне под ноги замороженной ледышкой. Упал и больше не шевелился, а на меня смотрели абсолютно мёртвые глаза.
Не заорала я просто потому, что голос пропал, но ноги работали исправно, и я помчалась обратно к дому женщины, чтобы позвать на помощь. Я почти добралась, почти занесла руку над дверью, когда
Упала я аккурат в любезно подставленные руки Василия Игнатьевича, видимо, уже собравшегося идти следом за мной, правда, я никак не могла поверить, что вернуть меня собирались насильно.
– Готова, голубушка, - удовлетворённо сказал он, затаскивая меня обратно.
– Долго же она продержалась с такой-то лошадиной дозой.
– А доходяга-то какая… - отметил кто-то, но я даже голову повернуть не могла в сторону голоса.
Я всё чувствовала, всё понимала, но совсем не могла пошевелиться, даже когда меня несли наверх и укладывали на кровать. Дождавшись, когда мужчины уйдут, Валентина Ивановна принялась раздевать меня, и в другой ситуации я бы даже посмеялась странным наклонностям старушки, но в тот момент стало совсем не до смеха, потому что меня начали готовить к чему-то очень-очень страшному. И я осознала это со всей обречённостью.
Избавив меня от всей одежды, женщина начала наносить на моё тело какие-то рисунки маслом, пахнущим вонючими травами, бормоча при этом явно молитву, постоянно водя надо мной свечой. Прислушавшись, я не поняла ничего, кроме «отдаём откуп» и «избавь от гнева», но это мне вообще ни о чём не говорило — только о том, что старики тут все поголовно спятили!
Я честно пыталась пошевелиться, пыталась глазами объяснить, что так со мной не прокатит, и вам всем всё равно отомстят, но эту… леди нельзя было чем-то смутить — она войну пережила.
– Прости, Настенька.
– Я едва не поморщилась, уже устав слушать, как моё имя обретает всё новые и новые оттенки приторной мерзости.
– Сама знаешь, девиц, тем более невинных у нас больше нет, а ему только их и подавай — душой и телом чистых.
Невинных?! Это откуда информация? И кто вообще этот «он»? Впрочем, с этим загадочным любителем жертв от селян я, скорее всего, и должна встретиться, даже если не хочу…
– Ты, главное, не бойся — всё быстро закончится, - увещевали меня, поглаживая по волосам, и мои глаза сами собой начали закрываться.
– А теперь спи. Завтра он заберёт тебя, деточка, и зима наконец-то перестанет быть такой жестокой.
Больше я ничего не слышала — уплыла в беспокойный сон, полный холода и страха, а ещё почему-то видела Володю, который стоял ледяной статуей и укоризненно смотрел на меня, будто в чём-то обвиняя. А потом рассыпался кровавым снегом.
Проснулась я на рассвете следующего дня, когда меня везли умирать в лес, где в итоге и бросили, привязав к дереву.
С Новым годом, Настенька, с новым счастьем…
15
Дар
Прошлой ночью мне едва удалось уйти от неё.
Наивная, но дерзкая Настенька мучилась бессонницей, а я был слишком зол, чтобы просто убраться от её дома подальше, и вместо этого вернулся, не слушая этого рогатого идиота. Мне нужно было ещё раз взглянуть на неё, прежде чем ненадолго покинуть, только что-то явно пошло не так. И вовсе я не собирался задерживаться, но едва увидел желанное тело на кровати, завёрнутое в одеяло, сам не понял, как всё произошло.