Морозных степей дочь
Шрифт:
Обескровленные губы обвиняемого напряглись.
— При отсутствии сведений о былых преступлениях, — продолжал судья, — именем великого князя и Владыки семи краев вменяю тебе предусмотренную виру: четыре меры в пользу князя и четыре меры на возмещение вреда обвинителю. Ввиду отсутствия у тебя имущества к уплате виры, ты приписываешься, заместо уплаты, в трудовое поместье Береста со сроком заключения, равным четырем зимам.
Рэй смятенно опустил голову. «Господи, четыре…»
— Всё записано? — осведомился судья у помощника за аналоем. — В таком случае заседание по обвинению Рэя из Падуба окончено. Заводите, пожалуйста, следующего, — распорядился он, как вдруг помощник наклонился к его уху и прошептал что-то, косясь на осужденного. После чего и судья задумчиво присмотрелся к тому.
В момент, когда у осужденного загорелась робкая надежда, судья нахмурился, еще раз с недовольством обернулся на помощника — тот покровительственно кивнул в подтверждение сказанного и даже показал на строчку в обвинительном листе в руках судьи. Седовласый положил листок, замком собрал руки, поразмыслил и сквозь зубы продолжил:
— Принимая во внимание, что лихое дело было свершено Рэем из Падуба из, кхм, неканонических уверований, а также из возможной, кхм, причастности к пришельцам, именующим себя героями, — выговаривал судья, и было видно, что ему очень не нравятся собственные слова, — вира будет увеличена вполовину и составит двенадцать мер. А срок заключения, соответственно, да составит шесть зим. Как и было сказано, исполнение наказания…
Помощник, что удивительно, опять не удовлетворенный прозвучавшим, еще раз склонился к судье, однако тот вдруг одернулся и ударил ладонью по столу:
— Полно! Ни в Княжеской Правде, ни в Разбойном приказе нет таких оснований! Не стану казнить, доколе не будет, бесспорных доказательств свершения клятвопреступных злодеяний, — возразил он, шлепнув по листку в руке. — …А вот дела мне нет до писем бояры Великобая! — в ответ на следующий шепоток помощника ответил судья. — Я, слава богам, княжьей волей — Разбойным приказом сужу, а не каракулями Симеоновича, пусть сам героев отлавливает, коль они ему не милы. Всё! Отработка виры исполняется здесь, в трудовом поместье Береста, — завершил судья, раздраженно откинувшись в кресле.
Юноша-секретарь почтительно кивнул, сделал запись и махнул ябетникам.
Душа Рэя была сокрушена. «Каких еще неканонических уверований?!» Лишь за возможную, даже не доказанную причастность к героям наказание за и без того выдуманное преступление увеличили на половину? Да ладно Рэй еще не сказал, что является подлинным героем, а то б, похоже, казнили на месте!
Осужденный пытался воспротестовать, еще раз потребовал слова, но ябетники уже схватили под руки, а поднятой кверху дубины было достаточно, чтобы вернуть тишину в судебную лачугу. Стража вывела Рэя через другую дверь, а он всё удерживал в руках пустую зеленую тетрадь, до которой никому не было дела.
В следующей комнате старичок с плешью на голове записал осужденного в толстую амбарную книгу с разлинованными углем полями: Рэй из Падуба, без рода, рядового звания, шесть зим, дата. Здесь же выдали постиранную каторжную одежду и неряшливо подстригли туповатыми ножницами — элемент наказания, разделяющий преступника с предками.
Пучки волос ложились на колени, а вместе с ними терпели крах остатки надежд на новую жизнь.
II
Поздняя осень: полузимник месяц
Северо-Восточный край
Звали ее Лишка. Ежели ее так нарекли родители, то, наверное, потому, что желали ей всего и с излишком. А коли брат, то, пожалуй, потому, что в родном своем доме она оказалась попросту лишней. И последнее было куда как более вероятно, ибо крестьянские дети редко получали настоящее имя раньше своей четвертой зимы, а к ее четырем годам родителей уже не стало.
После обеда Лишка бродила по мрачному, догола вытоптанному деревенскому двору — бездельничала. Да и что тут, в Бересте, делать? Высоченный, зубастый тын со всех четырех сторон. Это такая стена из частокола. Нет, обычно дел тут полно, но сегодня, слава Маре, неделя 6 . Как и в деревне, в последний день седмицы тут никто не работает: лесоповал, будь он неладен, закрыт, а внутри поместья даже сторожа не смеют докучать распоряжениями. Это так наместник повелел: в неделю ни к каким работам каторжников не привлекать, давать волю на отдых. «Хороший он, — подумалось ей, — справедливый. — Чего ж он в этакой глухомани с нами, окаянцами, чахнет?»
6
Неделя (старорусск.) — последний день седмицы (семидневной календарной недели), досл. «ничего не делать».
Она вынула из кармана свежий комочек мул-травы — кусочек счастья в этом угрюмом поместье — и хотела уж закинуть под язык, но позади кто-то свистнул. Лиша неохотно обернулась. «Ах, да», — с тоской вспомнила она. Неделя была примечательна еще и тем, что где-то раз в луну именно в этот день привозили новеньких обитателей Бересты. Алёшка-Дятел, Штырь, верзила Драный и, конечно, Нос — четыре молодца поджидали посреди двора, на почтительном расстоянии от приветственной избы.
Судья, он же упомянутый наместник, его слуги и сторожа, они-то все живут в стольном доме, самом большом, двухэтажном. Но лиходеев рассуживают в небольшой лачуге: вход в нее прямо с причала, а выход уже в арестантский двор. Заходишь вольным человеком, выходишь порубником.
А свистнул Лишке сударь по прозвищу Нос — просто так, от веселого настроения. Что ж, ему можно. Лиша коротко кивнула в ответ, собрав руки на животе. Если б так посмел сделать кто из чесноков, то она бы отвернулась, да еще б губу на сторону скривила. А Нос ее давно, как тут говорят, застолбил. Оно так, в общем-то, было не принято, ибо женского полу в порубе 7 мало, но Нос — новой породы, сам под себя порядки устанавливает.
Не успела она это обдумать, как заметила, что четверо уже окружили вышедшего из приветственной избы, только что рассуженного заморыша. Ох, сейчас они его для острастки прижмут, растолкуют что почём и укажут место, пополнив ряды сговорчивых чесноков, за счет работы которых милые и живут тут в раздолье. Видали уж картинку! И хотела отвернуться, но неволей задержала взгляд: в окружении четверых стоял вовсе не заморыш, который несколько седмиц скитался по лесам, прежде чем его загнали-таки дружинники, а рослый, плечистый сударь. Даже за позорно остриженной головой и арестантским рубищем угадывалось в его облике что-то сильное, пока еще не надломленное.
7
Поруб (старорусск.) — темница, тюрьма, исправительный лагерь.
— Смотрю, первый раз зашел, — с ухмылочкой выговорил один тщедушного сложения. — Что, голубь, память хорошая?
— Не жалуюсь, — сухо ответил Рэй.
— Тогда напрягай уши, — сказал тот и принялся объяснять, как устроено сие поместье.
В сущности, сводилось всё к тому, что Береста — это община. Прямо как деревенская, но еще теснее. Рядовые общинники зовутся «чесноки», сиречь честные каторжники, они же кандальники. Хотя собственно кандалов тут давно никто не носит; слово осталось с былых времен, когда вокруг поместья не было шестиаршинного бревенчатого тына, а в лесах почти не водились чудовища. Чесноки — это те, кто по-честному отрабатывает свою долю, по-честному же получает от общины.
— А есть, понимаешь, гузаки, — сказал тощак, с ненавистью захватив пятерней воздух перед лицом Рэя и сдавив. Тощак хоть и рисовался да размахивал руками, а ясно было, что среди обступивших он вовсе не главный.
Гузаками, продолжал он, становятся те, кто не соблюдает правила или как-то по-особенному провинится перед общиной. Правил оказалось немного: не стучать сторожам на чесноков, не присваивать чужого, не копить гаман 8 , не устраивать бардаки и с выкладкой участвовать в общих работах. Однако первым условием удержания масти было вспомогание. «Отдавать четвертину», по словам арестанта, изо рта которого веяло луком, — неотъемлемый мазан честного каторжника.
8
Гаман (старорусск.) — карман. Копить гаман — собирать личную заначку вещей или продуктов.