Морозных степей дочь
Шрифт:
Утренняя суета барака, слышимая сквозь сон, не разбудила новичка. Зато разбудил толчок.
— Проспишь завтрак — пойдешь работать голодом, — проговорила Лиша на ухо и для убедительности своих слов тюкнула деревянной плошкой по лбу.
Рэй, продирая глаза и собирая мысли в шальной, невыспавшейся голове, толкнул оконную створку. Морозный воздух тут же обдал лицо, принявшись озорно носиться по душному бараку. Снаружи, из-под гущи еловых ветвей только-только выкарабкивалось недозрелое, бледно-оранжевое светило.
— Имей в виду, — с напускной суровостью сказала Лиша, — сегодня первый и последний раз, когда я тебя будила. Здесь с этим строго. Проспал утром — весь день огребаешь. А коль увидят, что я с тобой ношусь, оба схлопочем.
Вдвоем они сидели на ступеньках своего барака, Лиша — спокойно, Рэй — подрагивая от холода, даже закутавшись в фуфайку. Подмороженная земля хрустнула под носком разношенных войлочных туфель. На завтрак подали водянистую, несоленую кашу, которую герой влил в себя через силу.
— Да не морщись так, повара ж обидятся, — подначивала Лиша, глядя на мину подопечного. — Слу-ушай, — обратилась она, облизнув ложку. — А расскажи, что у бояр на завтрак.
Рэй нахмурился, вспоминая хрустящие тосты со сливочным маслом, овсянку с фруктами, яичницу. Он отложил миску и прижал ледяные пальцы к глазам, которые щипало от недосыпа.
— А куры здесь несут яйца?
— Несут, куда им деваться. Но нам они тоже не достаются. При желании можно сговориться с кем-нибудь из милых на обмен, но не советую. Обмен с милыми это крайняк, выгодных уговоров с этими вспомогателями не дождешься.
Наступал первый рабочий день, и осенняя погода не обещала его облегчить. Подруга вернулась с инструментом: двуручной пилой, стогом веревок и двумя долгорукими топорами. Она тут же сорвала с головы Рэя неряшливо смотанный платок, встряхнула и обмотала заново на крестьянский манер, что сделало его похожим на старушку. Однако так шея и уши были закрыты от зябкого утреннего воздуха.
— А у тебя щеки румяные, — улыбнулась Лиша.
Рэй безразлично пожал плечами.
— Это хорошо, — с важностью отметила она. — Если щеки румяные, значит не хвораешь и сегодня на работе не умрешь.
— Вот это предсказание. А тебя почему не румяные?
— Нет?! — всерьез испугалась Лиша, вскинула ладони к щекам и принялась растирать, и терла красные щеки до тех пор, пока не заметила ухмылку на уголках губ подопечного. Собиралась отругать его за насмешки над старшими, но сторож объявил приказ!
Каторжников выстроили на дворе шеренгой. Рэй изумился, когда понял, что происходит. Бревенчатые ворота поместья стояли отворенными настежь! За ними виднелся кусочек тёмно-рыжего неба — совершенно свободного.
— И что, нас прямо в лес выпустят?
— Да ты не думай даже! — осадила шепотом Лиша.
— О чём?!
— Да вижу, как у тебя зенки бегают. Только и думаешь, чтоб удрать!
— Будто бы ты об этом не думаешь.
Заключенные колонной по двое-трое покорно зашагали наружу. Стоило им пересечь линию ворот, как из строя, запнувшись, вылетел голубоглазый парень, которого вчера швырнули в окно. Под всеобщее гоготание он рухнул в жухлую, укрытую свежим снегом траву, громыхнув грудой инструмента, которым его навьючили.
Напористым шагом к нему пробился один из сторожей, тут же отвесив удар деревянной палкой.
— В строй! Живо! — скомандовал он и для скорейшего исполнения команды еще раз треснул палкой по спине.
На низкой дозорной вышке еще два сторожа с интересом наблюдали за знакомой, но никогда не надоедающей сценой. Парень беспомощно закрывался от побоев, неспособный исполнить приказ, и это влекло за собой следующий звонкий удар.
Кто-то схватил Рэя за предплечье. Он обернулся, столкнувшись с гневными глазами подруги.
— Куда собрался?! — процедила она напряженными губами.
Рэй воинственно глядел, как стражник поколачивает новичка на потеху остальным.
— Он же бьет его ни за что!.. — Рэй не договорил, так как Лишка вдруг больно ущипнула за руку.
— Парень всё едино в гузаки пойдет, это уже всем понятно. Отвернись, — приказала она, встав по направлению строя, — коль не хочешь следом.
— Да как ты мо… — и опять щипок оборвал слова.
Крупнозубая пила вгрызалась в толстый, будто резиновый лиственничный ствол, выбрасывая вихрь опилок влево и вправо. Рэй тянул пилу на себя, Лиша обратно; женщины тут работали наравне с мужчинами. Рубили не всё подряд, в основном лиственницу и белую ель — породы, древесина которых отличалась высокой ценой, оправдывающей транспортировку из этой глуши.
Удивительно, но заключенные почти свободно разбрелись по лесоповалу, сами выбирая где работать. Рэй и Лиша трудились чуть поодаль от небольшой группы других кандальников, всё под не очень-то внимательным присмотром сторожей, что расположились на жухлом лугу. Один стрелял из лука по соломенным мишеням, наглядно демонстрируя, что будет с тем, кто посмеет отойти дальше условного периметра, другой — валял на плоском, деревянном блюде желтые шарики мул-травы для заключенных.
Стук топоров разносился по просеке и бежал в бесконечную даль готовящегося к зимнему сну леса, разукрашенного строчками снега, и в этой дали так и мелькала призрачная свобода.
— Да ты уже утомил! Тяни, говорю, ровно. Всё сбежать хочешь?
— Ты посмотри на этих сторожей. Курам на смех. Нас, можно сказать, не охраняют.
— Сторожей ты напрасно за дураков держишь. Тот белобрысый при желании со ста шагов продырявит. Да и бегунов, как ты, они сразу примечают. А вообще, давай, сбеги. Куда подашься?
— Да хоть-куда, всё лучше, чем тут.
— Пустая голова! Здесь нас кормят и защищают.
— Видел я «защиту» сегодня утром.
— Ты откуда свалился? — нахмурилась Лишка, разгибая натруженную спину. — Думаешь, стены вокруг поместья, это чтобы нас держать? Не слыхал, что в лесу обитает? Там нынче такую чертовщину сыскать можно! От кабана ладно, на дереве спрячешься, да они и не больно-то до людей охочи. А если плетня встретишь? Или хима? А от шишкуна далеко ли убежишь? До ближайшей деревни больше ста верст 9 по тайге. Сто раз тебя сожрут, пока дойдешь. А в лесу ты хоть немного ориентируешься, боярский отпрыск?
9
Верста ? 1,06 км.