Морские небылицы восьмидесятых, или «Антилопа»
Шрифт:
– Чем могу, – с интересом глядя на молодое пополнение, сетовал в ответ замполит.
В воображении Феликса, признаться, сразу возник малоромантический эпизод из фильма Владимира Рогового 1971 года «Офицеры», когда главный герой картины Алексей Трофимов, гениально сыгранный Георгием Юматовым, со своей молодой женой Любой (Алиной Покровской) обустраивают угол в солдатской казарме где-то у чёрта на рогах в горах Средней Азии, куда те прибыли Родину защищать. Подумалось даже: вот взять да поселить свою Малышку у себя в каюте на боевом корабле. Курсанты 80-х годов любили этот фильм и, как и Алексей Трофимов, не могли представить, чтоб отправиться к месту своего назначения без боевой спутницы, чего б это им вместе с любимой не стоило.
Ро-ман-ти-ка!
Хотя, конечно, Балтика относительно недалеко от родного Питера, ну, всё-таки не тмутаракань какая-нибудь за тысячи вёрст, можно сказать – центр цивилизации, правда малоперспективный для молодых офицеров: море маленькое, проливы узкие, современных больших кораблей нет и быть не может – в общем, неперспективный театр боевых действий. А раз так, то и нет здесь ни серьёзных дальних походов, ни больших настоящих свершений, а значит, и быстрого карьерного роста, зарплаты, выслуги! Да и с жильём на Балтике традиционно хуже, чем где-либо ещё. Цивилизация, знаешь ли, стоит дорого, дефицит! То ли дело Северный или Тихоокеанский флот, вот где простор, новая техника, перспектива.
Феликс, хотя и окончил училище с красным дипломом, но тёплых мест не искал, просто ждал своего распределения, и всё! «Будь что будет, что Бог пошлёт», – решил он вместе со своей совсем ещё юной восемнадцатилетней избранницей, на которой женился на последнем курсе, познакомившись, как и большинство его одноклассников, на танцах прямо в училище. Она явилась ему тогда, словно фея во сне, в один прекрасный и незабываемый вечер, сразив наповал одним лишь словом, а, растворяясь в пространстве, оставила, как Золушка, на память свою «серебряную туфельку», ту, что он до сих пор бережно хранит в своей памяти.
…Курсант четвёртого курса старейшего военно-морского училища страны спешно движется по его длинным, тесным старинным коридорам, возвращаясь из нарядного актового Зала Революции, прозванного ЗР, где только-только завершился танцевальный вечер. Расстояние до спального корпуса по внутренним петляющим коммуникациям огромного комплекса из почти сотни зданий неблизкое, никак не меньше полутора километров. Он почти бежит. Улыбается! Сегодня на танцах к нему явилось чудо: он познакомился с настоящим ангелом, сошедшим к нему прямо с небес, как некогда Золушка, впорхнувшая в руки скучающему на балу принцу. Но, в отличие от неё, его фея не убежала от него с боем курантов – в ЗР это завершающий вечер вальс! – потеряв свою туфельку на лестнице, а напротив, явила её ему сама, продиктовав номер домашнего телефона. Да вот беда: на танцы курсанты надевают на себя идеально подогнанную по фигуре парадную фланельку и брюки, в которые не то чтоб записную книжку – главный гаджет того времени! – но даже шариковую ручку или карандаш для экстренной записи на руке не пристроишь. В общем, ничего нет, чем бы и куда можно было записать подаренный номер телефона! Гардемарин очень рад «туфельке», бережно несёт её в своей цепкой памяти по бесконечным тёмным коридорам, непрестанно повторяя заветные цифры: 393-54-69, 393-54-69, 393-54-69. Но не так-то просто удержать их в голове, как может показаться на первый взгляд. Во-первых, в спину, совсем рядом летит беззаботный смех вечно подтрунивающих и подшучивающих друг над другом курсантов-однокашников, по разным обстоятельствам оставшихся сегодня без увольнения и теперь бредущих к своим кубрикам параллельными курсами. А во-вторых, впереди маячит высокая фигура Борьки Баранова, Бэба, их непробиваемого, за годы учёбы глубоко вошедшего в роль старшины роты, который никого не пропустит мимо, не озадачив чем-нибудь бестолковым, да так, что всё на свете из головы тут же вылетит. А посему наш неприметный курсант, набрав в рот воды и заткнув уши, тянет к своему кубрику, тянет, удерживая расстояние меж двух огней, беспрестанно повторяя заветные цифры: 393-54-69, 393-54-69, 393-54-69…
– Вахта, – заметив матроса, внимательно наблюдающего за ним от рубки дежурного по дивизиону, кричит Стариков, – ко мне!
– Старший матрос Стрельба, – представляется тот, приблизившись к незнакомому офицеру.
– Скажите, товарищ старший матрос, а куда трап с корабля делся?
– Объявлено штормовое предупреждение, товарищ лейтенант, – по-деловому докладывает моряк, – трапы убраны, корабли оттянуты от стенки.
– А личный состав?
– Личный состав в казарме, здесь только дежурная служба, – вахтенный ёжится на ветру, придерживая бескозырку. – А вы кого-то тут ищите?
– Уже не ищу, – тяжело вздыхает лейтенант, – нашёл! Назначен командиром вот этого, двести двадцать девятого тральщика, – и, чтоб окончательно развеять сомнения вахтенного, протягивает ему связку ключей. – Вот, комдив от каюты вручил.
– А как фамилия комдива? – придирчиво смотрит в глаза матрос.
– Капитан третьего ранга Мо-ря-ков, кажется, – неуверенно отзывается Феликс: имена, фамилии, названия всегда плохо запоминаются у него, другое дело цифры, факты, события.
– Меряков, – лукаво улыбнувшись, поправляет Стрельба, возвращая ключи. – А на «Антилопу», когда её волной к стенке поближе прижмёт, просто так, без трапа запрыгивайте.
– На «Антилопу»? – вскидывает брови Феликс.
– Ну, да-а! Двести двадцать девятый у нас в гавани все «Антилопой» обзывают, как в «Золотом телёнке» – помните? – за уникальные ходовые качества, – с заметным уважением поясняет матрос. – Она у нас самая шустрая.
– Вахта, срочно в рубку! – прерывает их беседу команда, прилетевшая вдруг сквозь усиливающийся вой ветра и моря из динамика громкоговорящей связи.
Феликс, оставшись на пирсе перед взбрыкивающей «Антилопой» один, невесело вздыхает, прикидывая расстояние от стенки до юта корабля. В принципе для молодого здорового организма действительно недалеко: метра три в длину и пара метров вниз в самой глубокой точке падения палубы под волну. Но для безопасного прыжка неплохо б видеть эту самую палубу в темноте, чтоб хотя б выбрать место для приземления, а ещё б не помешало иметь силы для мало-мальски приемлемого прыжка. Ночь в рейсовом автобусе без сна, а затем беготня с самого раннего утра до позднего вечера по штабам базы, бригады, дивизиона, пока, наконец, они с женой не добрались до Минной гавани, не прошли бесследно.
Происходящее, словно в анекдоте, приходит к нему в воображении в виде картины маслом: «Приплыли» или «С корабля на бал», правда в данном случае – «С бала на корабль», то есть из их безоблачного детства под тёплым крылышком родителей прямо во взрослую самостоятельную жизнь – ту самую, что за науку берёт дорого, но учит быстро!
Что ж, придётся прыгать, медлить нельзя, на КПП (контрольно-пропускном пункте в гавань) в комнате посетителей четвёртый час его дожидается жена, волнуется, время позднее, а ещё нужно где-то отыскать ночлег.
Феликс, предварительно отследив траекторию полёта своего чемодана, рюкзаков и сумки, прыгает сам в момент, как ему кажется максимального приближения корабля к стенке. Но волны в гавани, в отличие от открытого пространства, не имеют закономерности, двигаясь крайне непредсказуемо во все стороны сразу. Вот и теперь после неожиданно сильного удара об огромные резиновые кранцы, намертво пристёгнутые к стенке пирса, они чрезвычайно проворно и к тому ж под острым углом заваливают «Антилопу» на правый борт. От сильного удара об убегающую мокрую палубу нога лейтенанта при приземлении подворачивается и, поскользнувшись, едет в сторону. Падая, он неудобно заваливается на бок и, больно ударившись головой обо что-то твёрдое, опасно откатывается к самым леерам на краю правого борта на юте.
«П-привет, “Антилопа”», – первое, что приходит ему в голову после полученной порции холодной воды в лицо, приведшей более или менее его в себя, и осмотра места происшествия.
Дислокация на палубе корабля оказывается удручающей: правая нога, не раз прежде подвернутая на многочисленных лыжных и беговых кроссах, распухая, гудит в районе стопы, голова раскалывается, сам он сидит на мокрой палубе и молча обнимает леер правого борта, мысли путаются, врываясь в сознание бессвязным набором букв, слов, предложений.