Морские небылицы восьмидесятых, или «Антилопа»
Шрифт:
Лето.
Учебная войсковая часть, проще – учебка, где наши первокурсники, в том числе и вчерашние выпускники-нахимовцы, как обычные восемнадцатилетние моряки-первогодки, проходят свою первую курсантскую практику, постигая азы морской службы перед тем, как отправиться матросами в своё самостоятельное плавание в открытом море, океане.
…Такой колоссальной физической нагрузки на молодой неокрепший организм никто из нас ещё ни разу в жизни
Почему грустное?
Так ведь кушать хочется растущему организму, а положенной по норме еды в столовой, на свежем воздухе, просто не хватает, вот денег и нет – финансы поют романсы! – кто мог подумать, что на практике, вдали от привычных мест цивилизации, они летят, словно вода сквозь песок.
И пополнить запасы – попросить у родителей, например! – практически невозможно: ни электронных карт, ни банкоматов, ни гаджетов просто нет, для перевода денег по почте сюда, в тмутаракань, требуется много времени. Сколько? Почти вечность, дней десять – пятнадцать!
В общем, дорога за покупками в буфет учебки нам до конца практики заказан, во всяком случае по собственной воле, а не в качестве какого-нибудь дежурного по буфету, либо грузчиком и вестовым.
Впрочем, как выясняется, всем, да не всем…
– В-ва-ди-ик?
– Ты-ы? – почему-то прячет глаза упитанный курсант с аккуратно причёсанными назад жирными смолянистыми волосами с модным пробором сбоку. – А ты, – растерянно цедит, – как тут оказался?
– Меня в чипок старшина определил, машину с ребятами разгружать отправил, – так же растерянно роняет слова помятый, запаренный работой другой, худой с неуклюже выбивающейся из-под рабочего берета непослушной чёлкой.
– По-нят-но, – несколько оправившись, неопределённо тянет первый. – А я тут, понимаешь, случайно оказался.
– Бывает, – растерянно улыбается второй, невольно сглатывая слюну, нечаянно подступившую к горлу, жадно глядя на мягкую сдобу и полулитровую бутылку свежего молока в руках товарища.
– А я-то, дурак, думаю, куда ты пропал, – окончательно придя в себя, суетится полный. – Хотел тебя с собой позвать, да не нашёл в роте, двинул сюда, наугад.
– Понятно.
– Ну, давай, что ли, – вдруг заторопился, затараторил, – не тушуйся, – протягивает продукты. – Пошли скорее со мной к столу, перекусим, поболтаем.
– Спасибо, друг! – благодарно загораются глаза худого, тут же вырвавшего из рук товарища изрядный кусище городского батона. – И где ж тебе столько денег удалось достать, ты ж вроде ещё на прошлой неделе сказал, что весь наш с тобой «общак» полностью пропал?
– Конечно, полностью, подчистую! – широко улыбается Вадим. – Я ж тогда, на комсомольском собрании это всем прямо в глаза сказал.
– Ты это о чём?
– Да всё о том, – злорадно хихикает, – что у нас в классе появилась крыса!
– Да какая там крыса, – беспечно машет друг, давясь огромным откушенным куском горбушки от булки, едва поместившийся у него во рту.
– Ну, или волк, волчара, – вдруг таращит глаза, – который у своих же, понимаешь, товарищей деньги из карманов тащит.
– Да кто тащит-то, Вадик, кто?
– Да как кто? – сердито сверкает глазами, исподлобья поглядывая на жующего товарища. – Снова-здорово, я ж тогда вам всем битый час на собрании рассказывал о том, что сам видел, как Димка ночью в наших с тобой вещах рылся, только не сразу понял это.
– Да ни в наших с тобой вещах, а в своих, в робе, она у него рядом на рундуке лежала, вот ты и попутал.
– Вот наивная душа, – негодует. – Это он так говорит, что в своих, а на самом деле… И вообще, ты, запомни – просто так из комсомола ещё никого не выгоняли.
– Так ведь и его пока ещё никто не выгнал.
– Вот именно – пока!
– Мы же тогда, на собрании, все единогласно постановили – никого не ставить в известность, пока сами не разберёмся, назначив соответствующую комиссию для выяснения всех обстоятельств, – проглатывая очередной глоток молока, виновато улыбается худой.
– Вот и разбирайтесь, а по мне так нечего там выяснять, – распаляется красавчик. – Ты мне лучше прямо скажи: зачем комсомольцу по ночам в вещах копаться?
– Ну-у, не знаю зачем, – слегка тушуется друг. – Может, он просто что-то искал, сигареты, например, из своего кармана хотел достать, не спалось, курить захотелось.
– Ага, сигареты?! – продолжает бушевать. – А в результате утром у меня в кармане ни кошелька, ни наших с тобой сбережений как не бывало!
– Да почему ж ты вообще решил, что их у нас украли?
– А то как же? – неожиданно теряется.
– Ну-у, может, ты их просто где-то потерял накануне, на занятиях по рытью окопа, например, выронил, то ещё занятие оказалось – столько сил там затратили, нужно было сходить поискать. Да вообще, мало ли что ещё могло случиться?
– Да ты что? – испуганно вскидывает глаза.
– А что? – беспечно жмёт плечами невзрачный, запаренный работой курсант. – Немудрено: дел и событий здесь, в учебке, пруд пруди, а проблем и вводных – хоть отбавляй, в общем, всякое могло случиться в запарке, нечего думать о худшем.
– Этого. Не могло. Случиться, – давит по слогам аккуратно одетый стиляга. – И вообще, ты мне скажи сразу начистоту: что, по-твоему, хуже – поверить врагу или усомниться в товарище? Разве не бдительность прежде всего?
– Ты знаешь, – прекратив жевать, неожиданно каменеет помятый, нелепый, – может, ты и прав в плане того, что этого с тобой не могло случиться, тебе видней, но запомни – хуже, чем ошибочно обвинить кого-либо, а тем более своего, ничего быть не может.
– Дурак ты, – не выдержав взгляда, отворачивается прилизанный.