Морские небылицы восьмидесятых, или «Антилопа»
Шрифт:
– Может, и так, но по-другому со мной не будет.
– Вот потому-то и денег у тебя не будет.
– Ничего страшного, как-нибудь две недели до конца практики дотянем, всё равно ждать перевод из дома уже поздно.
– Конечно, поздно, – безучастно, не слушая, на автомате отзывается, – пока твоё письмо туда дойдёт, перевод – обратно, мы уж домой уедем или тут ноги протянем.
– Не говори ерунды, – одёргивает его друг, – ничего страшного не произойдёт, две недели как-нибудь не усохнем на казённых харчах – потерпим.
–
– А всё-таки, Вадик? – неожиданно прерывает его друг. – А где ты деньги достал, у наших-то, кажется, ни у кого ничего не осталось?
– Да я… – на секунду теряется непримиримый. – У ребят, из первого взвода, – неопределённо машет рукой в сторону, – занял.
– У первого? – машинально повторяет наивный. – Интересно, – на секунду задумывается, прекратив жевать. – А у кого?
– Да у мичмана, – испуганно выпучивает глаза первый, – Галицкого.
– Га-лиц-ко-го? – с неподдельным ужасом по слогам тянет другой, худой. – И когда это? – всматривается в его глаза внимательно, с какой-то надеждой.
– Да… только что, – оправившись, уверенно бросает тот, – минут десять назад, на стадионе.
– На стадионе… – теряется товарищ. – Да ведь он только что, – неспешно с едва заметной брезгливостью отодвигает от себя еду, – минут десять назад был здесь.
– Был здесь? – осекается Вадик. – И… что?
– Просил взаймы, – смотрит отчуждённо, с некоторой даже жалостью на бывшего друга своими обычно доверчивыми серыми глазами, – до возвращения домой, говорил, что все деньги, подчистую, на прошлой неделе…
И, отвернувшись от безобразно безупречного курсанта, вдруг резко встаёт, слегка тряхнув непослушной, словно пружина, чёлкой, почти бегом, словно ужаленный, направившись к выходу.
– За батон деньги верну, – бросает он в пустоту, коротко обернувшись у самой двери, – когда вернёмся.
Чипок.
Учебка.
Последние недели первой курсантской практики весьма переменчивого восемьдесят третьего года прошлого столетия…
18.12.2020–2023
Страница четвёртая
Неудобное положение
Всё ещё середина восьмидесятых.
Три года после распределения наших питонов-нахимовцев по высшим военно-морским училищам во все, как водится со времён Петра Великого, уголки нашей любимой и поистине великой и необъятной страны, пролетели, как один день!
Конец лета, августа.
Город-герой Ленинград.
Курсантских кубрик тридцать третьей «аз», точней теперь уже тридцать четвёртой –
…Сегодня курсанты, благополучно сдавшие экзамены своей шестой сессии, возвращаются из очередного летнего отпуска в стены родного училища.
Последний (или, как принято говорить у курсантов, крайний) день отпуска всегда самый волнительный, трепетный. В этот день все старшины учебных классов ровно в 22:00 должны будут в полном составе вывести свои взводы на общекурсовую вечернюю поверку, после которой, соответственно, доложить о её результатах дежурному по училищу.
Никто, что бы ни случилось в пути, ни на минуту не должен опоздать!
Надо ли говорить, что в этот день с самого утра, по мере прибытия поездов на различные вокзалы города со всех уголков страны в ротах царит настоящий переполох и веселье по случаю встречи закадычных друзей-товарищей, которым есть что рассказать друг дружке о прошедшем вояже домой и встречах со своими школьными и дворовыми друзьями-товарищами.
– Ха-ха-ха! – слышится безудержный хохот из-за практически каждой настежь открытой сегодня двери кубриков.
– Всем привет! – появляется на пороге одного из них очередной его обитатель, крепко пожимая протянутые к нему руки друзей-одноклассников. – Что за шум, а драки нет? – привычно шутит он, крайний курсант.
– Здорово, Феликс, ты как нельзя вовремя, – хохочет кто-то из ребят, первым повернувшись на голос вошедшего. – Да тут у нас Игорёк, – кивает на развалившегося в привольной позе у окна нижней койки плотного чернявого товарища, – опять зажигает, народ небылицами о своих похождениях в отпуске кормит.
– Почему небылицами? – нарочито возмущённо давит тот. – Всё абсолютно чистая правда.
– Опять что-то противное сотворил? – беззлобно машет рукой в его сторону крайний – невысокий, худосочный, ничем особо не приметный курсант.
– Да не-е-е, – ехидно хихикает тот, приветственно протягивая вслед за всеми ему свою руку для пожатия, – ничего такого: мы просто там, у нас, в Рыбинске, с ребятами-студентами из московского медицинского института смешные психологические опыты ставили.
– На ком? – настораживается невысокий.
– Да на ком придётся, – беспечно жмёт плечами плотный, – кто под руку попадётся.
– И в чём суть вашего опыта?
– Да ни в чём таком, – снисходительно улыбается. – Выявление предела терпимости и потайных мыслей у отдельных ин-ди-ви-ду-умов, – поучительно выговаривает по слогам.
– У кого-кого? – дивится худосочный.
– Да у ин-ди-ви-ду-умов же, – давит чернявый. – Ну, выбранных то есть нами для опытов отдельных объектов наблюдения.
– Людей то есть?
– Ну да!