Москва-Лондон
Шрифт:
Изгнание из дворца матери, водворение там новой жены короля, юной красавицы Анны Болейн, полный разрыв Англии с папским престолом, превращение короля в главу англиканской церкви, новые потоки крови, слез и золота, торжество порока и насилия окончательно ожесточили сердце верной католички Марии. Где только могла она всеми способами препятствовала отцу уничтожать католическую церковь в Англии. Разъяренный отец однажды ворвался в покои взбунтовавшейся дочери, схватил ее за волосы и, приподняв на добрые два дюйма от пола, заорал своим страшным хрипящим голосом, леденившим кровь:
— Оторву и брошу псам твою паршивую испанскую башку, набитую вонючим папским навозом, если еще хоть раз посмеешь сунуть ее в мои дела! Сгинь, монашка чертова!
И король с яростью швырнул ее, словно половую тряпку, к стене, под большое черное распятие…
До самой смерти отца, произошедшей пять лет тому назад, Мария старалась не встречаться с ним, безоглядно продолжая осуждать и бороться со всеми его антикатолическими деяниями.
— Папская святоша, засушенная девственница! — злобствовал король. — А не запустить ли нам эту дохлятину в камеру отпетых висельников на две-три ночки, а, черт подери? Будет хотя бы о чем молить Господа Бога и его римского стервятника!
Оскорбляемая и унижаемая отцом и его приближенными, всегда одинокая, лишенная тепла, участия и внимания окружавших ее людей, больная
и всеми не любимая, она рано надела на себя малопривлекательную маску суровой и непреклонной монахини. Никто и представить себе не мог, какая страстная, рвущаяся к любви и счастью натура водрузила на себя эту тяжкую могильную плиту, этот холодный, отталкивающий и страшный облик! Неужели так и не найдется никого, кто сумеет согреть своим теплом исстрадавшуюся душу заживо погребенной принцессы Марии?
О второй наследнице престола Тюдоров, принцессе Елизавете, пока всерьез мало кто думал — еще жива была первая…
Положение дел в королевском дворце волновало всех.
Придворная знать и аристократы всех мастей радовались рыхлости и неустойчивости королевской власти, а потому, естественно, не слишком обременяли себя поисками более здоровой и сильной династии. Впрочем,
каждый древний герцогский род готов был надеть на голову своего представителя корону дышащей на ладан династии Тюдоров.
Старое католическое духовенство затаилось и в темных углах молилось о скорейшем восшествии на престол принцессы Марии в надежде на возрождение власти и богатства…
Новое англиканское духовенство с неприкрытым ужасом думало об этом и молилось о продлении жизни и правления нынешнего короля в реальной надежде окончательно укрепиться на службе ему.
Крестьяне мечтали о возврате своих земель. Ради этого они готовы были служить не только любому королю, но и самому дьяволу…
Купцы же, напротив, не хотели служить вообще никакому королю. Они хотели, чтобы короли служили им, и немалого уже добились в этом непростом деле…
Томас Грешем вел очень крупную, с размахом и фантазией, чрезвычайно тонкую, но вместе с тем необычайно азартную политическую игру.
Ему нужна была власть. Но такая, границы которой были бы размыты до невидимости. Только такая власть, полагал он, способна принести подлинное богатство, Правящее Богатство, такое, которое в конечном счете породит новую, его собственную Власть, но уже вовсе без каких-либо границ…
Однако для осуществления головокружительных планов ему следовало прежде всего научиться править правителями. Для этого сам Бог, казалось, создал сейчас в Англии все необходимые условия. Король Эдуард еще ребенок, но уже вполне созревший для сошествия в мир иной. Все ближние
и дальние придворные вместе с королевским опекуном-протектором закуплены Грешемом на корню и являются крупнейшими и постоянными его должниками. Следовательно, существующее сейчас правительство надежно находится в его руках и, естественно, смотрит на мир его глазами и, главное, из его же кармана…
Что касается принцессы Елизаветы, то она едва ли когда-нибудь забудет о том, что с самого раннего детства она могла чувствовать себя настоящей принцессой лишь во многом благодаря неизменной щедрости своего друга и почитателя ее бесчисленных талантов сэра Томаса Грешема. И она всегда относилась к Грешему с подчеркнутым вниманием, уважением и откровенной симпатией, а однажды, растроганная очередным, поистине королевским подарком Грешема, бросилась к нему на шею и прошептала:
— Ах, сэр Томас, как бы я хотела, чтобы вы были бы моим… моим…
— Другом? — решил помочь совсем еще юной принцессе Грешем. —
Но я и так ваш верный друг, дорогая принцесса!
— Да, это так… Но я совсем не это хотела сказать, сэр Томас.
— Так скажите. Я думаю, мне было бы приятно это услышать.
— Ммм… Нет… Не скажу… Разве что потом, когда-нибудь…
— И когда же, милая принцесса? Вы полагаете, у меня хватит времени
и терпения дождаться вашего ответа?
— Угу… Когда я стану такой же старой, как моя сестрица Мэри или…
— Я?
Вместо ответа веселая и шаловливая девочка-принцесса засмеялась
и убежала от него…
Этой очаровательной и пылкой принцессой, полагал Грешем, можно было управлять безбоязненно. По крайней мере, до поры, когда она станет королевой.
Принцесса Мария Тюдор…
Недавно во время очередной встречи со своим единственным советником она сказала ему с мягкой и грустной улыбкой:
— Не скрою, я давно прониклась к вам доверием и уважением, сэр Томас, чего никак не могу сказать о придворных моего брата. Вы много раз давали мне советы, и, следуя им, я неизменно поступала наилучшим образом. Поверьте, я очень благодарна вам, сэр Томас.
Но такое признание принцессы, примечательное само по себе, не давало еще никаких оснований полагать, что она находится в его власти. На-
против, Грешем усматривал в нем лишь весьма прозрачный намек на то, что принцесса и впредь намерена использовать его в качестве своего советника, но отнюдь не более того.
Принцесса Мария Тюдор была вдвое старше своего брата, короля Эдуарда, и более чем на десять лет старше своей сестры Елизаветы.
Несколько выше среднего роста, с худым продолговатым лицом, с густыми, длинными и блестящими черными волосами, убранными на голове высоким и красивым венком, она всегда была одета в черное полумонашеское платье, наглухо скрывавшее формы ее тела. Поэтому все и всегда видели только черную бесформенную фигуру с отрешенным от всего земного худым и бледным лицом и с полуприкрытыми глазами. Именно эта маска принцессы Марии Тюдор и пережила века, хотя и не была зеркально похожей на внешний облик королевы Марии Тюдор.