Москва-Лондон
Шрифт:
При дворе она появлялась только в случаях неизбежной необходимости, почти никого, кроме лиц духовных, не принимала, никогда ни к кому в гости не ездила, и ее сегодняшний визит к Томасу Грешему потряс и совершенно выбил из колеи всех больших и малых обитателей королевского дворца. Впрочем, всех лондонцев тоже…
Сам Грешем, неделю назад пригласивший принцессу нанести визит в его новый дом, был абсолютно убежден в ее насмешливом отказе. Но она вдруг весело и даже ласково, как показалось Грешему, улыбнулась и ответила вопросом на вопрос:
— Скажите, сэр Томас, я не слишком удивлю вас, если дам согласие быть вашей гостьей?
— Ах, ваше высочество, вы осчастливите меня! — совершенно потрясенный таким оборотом дел, Грешем опустился перед принцессой на колено. — Это будет…
— Но вы в самом деле доставили для меня письмо его святейшества папы римского?
— Да, ваше высочество.
— Кто знает об этом?
— Его святейшество, ваше высочество и я, ваш верный и искренний друг.
— Прекрасно. Вы очень предусмотрительны, сэр Томас. Кого еще вы пригласили на свой раут?
— Мне бы очень помогли советы вашего высочества по этому поводу.
— Встаньте, пожалуйста, сэр Томас, — мягко улыбаясь, сказала Мария. — Так непривычно видеть вас коленопреклоненным… Благодарю вас… Мне кажется, мой брат и моя сестра могли бы с пониманием отнестись к вашему приглашению, если, к тому же, узнают, что его приняла я…
— О, ваше высочество! — Грешем снова пал на колено и прижал к губам край платья принцессы. — Вы одариваете меня божественной милостью!
— Ах, сэр Томас, — взволнованным полушепотом проговорила Мария, — вы сегодня слишком сентиментальны, право… И вовсе расслабилась… Встаньте, пожалуйста, прошу вас… Разве можно таким образом вести серьезный разговор?
Она смотрела на Грешема миндалевидными глазами, полными огня
и обжигающей страсти. Потрясенный, он, словно парализованный, замер, все еще опираясь на колено и упиваясь красотой и красноречием ее поразительных огненно-черных глаз…
— Немедленно встаньте! Вы слышите меня, сэр Томас?
Но это уже был обычный, резкий и весьма грубоватый голос принцессы Марии Тюдор. Она смотрела теперь на Томаса Грешема сквозь густые и пушистые черные ресницы, почти полностью спрятавшие слишком уж выразительные глаза этой загадочной женщины.
Грешем медленно поднялся. «Неужели все это мне лишь померещилось? Но готов поклясться, что в ее глазах я видел настоящую страсть! О Господи, спаси меня от неудержимого влечения к этой дивной женщине! Она… В ней кипят дьявольские страсти! Я жажду ее… Я боюсь ее… Я…»
— Вы что-то искали глазами на моем бюро, сэр Томас? — насмешливый голос Марии дошел до его сознания, словно сквозь морской прибой — так сильно стучало в висках. — Мне даже показалось, что вы говорили о чем-то…
— О нет, ваше высочество, — растерянно пробормотал Грешем. — То есть да… Я хотел бы поблагодарить ваше высочество за столь великую честь и получить дальнейшие рекомендации по составу сопровождающих его величество и ваши высочества лиц.
— Ах, сэр Томас, — вновь мягко улыбнулась Мария, — я уверена, вы все это решите сами, когда встретитесь с королем. Впрочем, я давно не видела сэра Себостьяна Кабота. Вы знаете, он был единственным, кто любил баловаться со мной, когда я была совсем еще крошкой и мне позволяли шалить. Не скрою, я очень люблю этого доброго и веселого джентльмена, и когда мы с ним остаемся наедине, я с удовольствием и радостью называю его дедушкой. Ах, как редко это теперь случается! Что касается моей дорогой сестры,
я думаю, она была бы очень рада видеть у вас своего верного ангела-хранителя, советника и спасителя сэра Уильяма Сесила. Если в беседе с ней вы убедитесь, что я не ошибаюсь, то непременно посоветуйтесь с королем об этом: все-таки опала еще не снята с него официально, хотя, я полагаю, совершенно напрасно. Согласие короля находиться в его обществе будет означать конец нелепой опалы сэра Сесила. — Мария вновь всего лишь на одно мгновение обожгла своим пламенным взором Грешема и прошептала: — Вам действительно его святейшество передал послание для меня из рук в руки?
— О да, ваше высочество. Вы так настойчиво не хотите мне верить, что, право…
— Но как и почему вы попали к его святейшеству?
— Я подумал, что вашему высочеству было бы приятно, если бы вы смогли вернуть хотя бы какую-то часть средств, изъятых у английской церкви королем Генрихом, их подлинному хозяину — наместнику Господа Бога нашего на земле папе римскому для свершения всеблагих дел его…
Мария вскочила на ноги. Она обеими руками обхватила свое лицо и ими же зажала рот. Чарующие миндалины ее глаз источали сейчас фанатичный восторг, ужас, душевную страсть, возвышенную признательность, желание, радость, отчаяние — всю невыразимую палитру чувств потрясенной до самой глубины души непоколебимо верующей женщины, к тому же — одинокой и беззащитной…
— И вы… вы это сделали… для меня… для меня, сэр Томас?.. — едва слышно сквозь зажатые губы прошептала она.
Грешем вновь упал на колено и прижал к губам край платья принцессы.
— О да, ваше высочество, для вас, — так же тихо промолвил он. — Для вас, только для вас… Ибо вы для меня значите неизмеримо больше, чем только принцесса Англии. Вы… Вы…
— О, сэр Томас, не смейте… Не смейте!.. — услышал он над собою полный отчаяния голос Марии. — Только не это! Молю вас, не убивайте меня… Я никогда не смогу замолить этого… этого… греха… Ах, уйдите… уйдите… уйдите… Умоляю вас: уйдите, дорогой мой, дорогой сэр Томас, уйдите! Я боюсь! Я могу… Я не могу… О Боже, не оставь меня сейчас!.. Но где же ты? Ах, сэр Томас, если вы… вы… сказали… О, умоляю вас: уйдите… Я… зову сюда своих придворных… своих слуг…
И она бросилась к дверям, отчаянно тряся звонким колокольчиком.
Грешем едва успел вскочить на ноги, как в комнату вбежали с полдюжины слуг, мужчин и женщин, с встревоженными лицами и поджатыми губами.
— Коня сэру Томасу Грешему! — резко приказала принцесса. — Моего коня и малую свиту! Я еду в Кентерберийский собор. Живо!
Когда слуги рассеялись выполнять приказания принцессы, она совсем близко подошла к Грешему и едва слышно проговорила:
— Не судите меня слишком строго. Я так испугалась…