Москва-Лондон
Шрифт:
— Кому же еще, как не мне, знать это? Вы должны были бы сразу обратиться ко мне, а не общаться со всяким сбродом… Услышь вы меня раньше, то давно бы знали, что синьор Челлини отправился к старику Микеланджело Буонарроти76 довести до конца свой давний спор с ним из-за нарушенных этим камнерезом пропорций детородного члена мраморной фигуры Давида! Я сам выбирал и резал для маэстро кизиловую палку и укрепил на ее конце тяжелую свинцовую грушу, чтобы хозяину легче было бы подправить это место у Давида…
Злой, оглушенный и совершенно сбитый с толку, Грешем со своей небольшой свитой, состоявшей из шестерых могучих и до зубов вооруженных телохранителей, галопом ускакал от ворот этой странной усадьбы.
Он целыми днями носился по городу, всех и каждого спрашивая, где может находиться великий маэстро Бенвенуто Челлини. Со свойственным флорентийцам темпераментом они указывали десятки самых разных, взаимоисключающих или просто совершенно невероятных адресов местопребывания этого легендарного человека, и только один старый разносчик воды сказал, видимо, правду:
— Синьор Бенвенуто повсюду, ибо он воздух и солнце Италии!
На третий день пребывания во Флоренции Грешем увидел неподалеку
от дворца герцогов Медичи77 толпу монахов и горожан, волочащих какого-то яростно отбивавшегося человека в совершенно изодранных остатках одежды. Все они оглушительно орали, награждая друг друга увесистыми тумаками и вырывая друг у друга клочья волос. Невозможно было понять, кто с кем и о чем спорит, кто прав, кто виноват, кто за кого, кто против кого,
в чем тут, собственно, дело. Не тратя лишнего времени на выяснение таких пустяков, как причины разрастающейся потасовки, прохожие немедленно включались в нее, и вот уже в толпе стали мелькать не только кулаки, ноги и палки с кольями, но и длинные лезвия кинжалов…
Италия…
Флоренция!..
Грешем пожал плечами, недоуменно усмехнулся, вздохнул и собрался было повернуть к галерее Медичи, как вдруг откуда-то снизу услышал тихий печальный голос:
— Кажется, на этот раз ему не выкрутиться… Разорвут маэстро на куски и швырнут в костер… Помилуй, Господи, душу великого смутьяна…
Со своего седла Грешем увидел обросшего и обшарпанного человека без обеих ступней, сидевшего прямо на земле в жидкой грязи от недавно закончившегося дождя.
— Неужели разорвут, варвары? — Грешем бросил к ногам несчастного несколько монет. — Но кто это, добрый человек? Кого Господь наградил столь тяжкой участью?
— Хм… Разве на этом свете могут быть люди, которые не знали бы этого человека? — поразился нищий. — Уж не путешествуете ли вы по небесам, синьор?
— Не болтай лишнего, убогий! — озлился Грешем. — Знаешь, так говори, кто этот бедолага!
— Но это же сам Неугомонный! А-а-а… Да что вы можете знать о синьоре Бенвенуто Челлини!
— Так это он?
— Угу… Был он…
Грешем дал знак своим людям, и семеро всадников ворвались в бушующую толпу, рассекли ее, оттеснили от Челлини преследователей, а затем Грешем с помощью одного из своих людей легко поднял все еще отчаянно отбивающегося маэстро, усадил его в седло впереди себя и пришпорил коня…
Не прошло и часа, как вымытый и благоухающий Челлини быстрой пружинистой походкой вошел в гостиную, где его терпеливо дожидался Грешем.
— Я правильно вас понял, — приятным бархатным баритоном спросил хозяин, отвешивая гостю весьма церемонный поклон, — вы являетесь племянником сэра Джона Грешема и зовут вас Томасом?
— Да, синьор Челлини, — поклонился и Грешем, — это действительно я, Томас Грешем, к вашим услугам.
— Превосходно! — вспыхнул Челлини. — Восхитительно! За последние десять лет джентльмены из семейства Грешемов дважды вытаскивают меня из преисподней! Послушай, Томазо… ведь ты же позволишь мне так называть тебя, не правда ли? — Вдруг Челлини схватился за ребра. — О господи, эти бездарные олухи порядком намяли мои бока…
— Что же случилось, дорогой синьор Челлини? Мне показалось ваше положение на улице весьма плачевным…
— Еще бы! Наш давний спор с этими ожиревшими тугодумами окончился бы, пожалуй, костром, не пошли мне Господь твою помощь, сын мой!
— Но о чем был спор, дорогой синьор Челлини?
— Ах, эти английские церемонии… — поморщился он. — Называй меня на английский манер просто Беном. Бен — и все тут! Так зовет меня твой дядюшка. А спор наш касается вопроса, давно возбуждающего лучшие умы Европы: сколько ведьм пролезет в одно игольное ушко? Понимаешь, дорогой Томазо…
И выпускнику Кембриджского университета, одному из образованнейших людей Англии, никогда не вникавшему в суть бесконечных теологических споров и всегда рассматривавшему вопросы религии как чисто прикладные к практической жизнедеятельности, — ему, Томасу Грешему, пришлось битый час выслушивать совершенно дикие, фантастические суждения синьора Бенвенуто Челлини по ортодоксальным проблемам церкви, ее догматам и постулатам!
— Ты знаешь, Томазо, что бы я сделал, окажись в один прекрасный день папой римским? — спросил Челлини под конец своей длинной и страстной лекции-проповеди. — Я бы прежде всего организовал и возглавил новый Крестовый поход, но только на этот раз на твою богомерзкую Англию, а не на Палестину, как в прежние времена! Подумать только, ведь вы пустили
с молотка церковь! Я не слишком удивлюсь, если вскоре услышу, что в Англии с молотка был продан сам Господь Бог!
— О нет, Бен, до этого дело еще не дошло, и вы можете спокойно довести свои научные споры до их логического конца! — улыбнулся Грешем.
— Слава богу… — проворчал Челлини. — Спасибо и за это… Но ты говорил о каком-то важном деле ко мне, дорогой Томазо, и если ты уверен, что я смогу быть тебе полезным, рассчитывай на меня без всяких ваших английских церемоний. Итак?
Следует признать, что синьор Бенвенуто Челлини оказался таким же превосходным слушателем, как и неутомимым оратором. Впрочем, Грешем был по-деловому краток и конкретен. Он детально изложил суть сложившейся в Англии обстановки после смерти короля Генриха VIII («Сатана, сатана! — перебил рассказчика Челлини, крестя себя и Грешема. — Ад да не разомкнет врата свои над этим нечестивцем!»), рассказал о нынешнем короле и старших его сестрах…
— Есть все основания полагать, — говорил Грешем, — что и Мария не слишком долго будет жить и править…