Москва-Лондон
Шрифт:
Белч сбросил с себя наконец одежду, лег рядом с Вирджинией и стал губами и кончиком языка собирать ее слезы.
— Уйди… исчезни… — прошептала она. — Ты убил меня… Я умерла… Меня больше нет…
— Глупенькая ты моя… — шептал он, — ты ведь лишь сейчас и родилась-то по-настоящему на свет божий. Ведь истинная прелесть невин-
ности как раз и состоит в том, чтобы не упустить время потерять ее,
а вовсе не в том, чтобы утащить ее с собою в могилу… Ах, какие же сладкие у тебя слезки, любовь моя! Ах, какая ты вся сладкая и желанная… О, иди же опять ко мне…
— О господи… ты снова… за свое… ненасытный…
…Он лежал на постели, заложив руки за голову, широко раскинув ноги
и закрыв глаза. На губах капитана блуждала счастливая улыбка, большая
и сильная грудь дышала спокойно и удовлетворенно.
Вирджиния сидела рядом и с любопытством смотрела на это мощное
и красивое обнаженное мужское тело, дюйм за дюймом изучая все его детали, складки, изгибы, мускулы. Рядом с ней на постели лежали два пистолета и матросский нож.
— Роджер… Роди… ты не боишься меня?
— Нет, любовь моя!
— Но со мною сейчас все мое оружие!
— А мое — со мною!
— Твое? Что ты имеешь в виду?
— Мою любовь, Джин. Ты все еще не поверила в нее? К тому же сейчас ты наконец стала женщиной. Моей женщиной…
Она долго молчала, погрузившись в свои мысли. Потом встала, отнесла оружие на место и вновь села рядом с капитаном. Сначала одним пальцем, словно боясь обжечься, а затем и всей ладонью девушка гладила его тело,
не оставляя для себя никаких тайников на нем и познавая того, кто так внезапно, неожиданно и решительно стал ее судьбою…
— Джин, любовь моя, я хочу, чтобы ты стала моей женой. Как ты на это смотришь?
— О господи… Что уж теперь-то… Как мне еще смотреть на это?
— О нет! Делать тебя силой своей женой я не намерен.
— Но что же ты хочешь, Роди? — совсем растерялась девушка.
— Ты должна принять мое предложение от всего сердца, от всей души или не принимать его вовсе! Подумай, Джин. Сейчас от твоего ответа зависят наши жизни. Моя, во всяком случае…
Она снова ушла в свои мысли, лежа рядом с Белчем, но не касаясь его. Все ее тело наслаждалось обретенной наконец свободой. Дышать вдруг стало так легко и сладостно, что она почувствовала себя счастливой, и радостная улыбка осветила ее лицо.
Мысли, мысли… Сколько может пронестись их в считаные минуты?
А кто знает, какая из них лучшая, ведущая к умопомрачительному счастью? Да может ли вообще такая родиться в человеческой голове?
Почувствовав, что рассудок начинает мутиться, Вирджиния прижалась ухом к груди Роджера и замерла, вслушиваясь в ровное, спокойное и гулкое биение его сердца, словно желая услышать от него подтверждение обжигающим мыслям…
— Знаешь, Роди, — прошептала она ему в грудь, — пожалуй, ты действительно прав: мне в самом деле нужен именно такой муж, как ты. Я хочу стать твоей женой. Ты еще не передумал?..
— Роди, дорогой мой, посмотри — за окном уже утро!
— Вот и прекрасно! Наконец-то я увижу тебя во всей твоей первозданной красоте! Эй, солнце, освети-ка получше мою любовь!
— О, Роди, иди ко мне… дорогой мой!..
— Но послушай, Джин, сегодня для нас такой день… Ты объявишь отцу свое решение выйти замуж… Не кажется ли тебе немного смешным, что эти слова твой отец услышит от пирата? Надень, пожалуйста, какое-нибудь платье получше, возьми драгоценности, туфли и все такое прочее… А, ты снова натягиваешь свои сапожищи! Ты опять в своем пиратском одеянии!
Вирджиния долго и весело смеялась, кружась по спальне в каком-то неведомом и радостном танце. Потом она подошла к Роджеру, обняла и прижалась головой к его груди.
— Роди, дорогой мой, — с виноватой улыбкой проговорила леди капитан, — поверь, нет у меня ни одного платья, да и носить-то их я еще не научилась. Но на венчании все будет как положено — это я тебе обещаю! А потом… Впрочем, зачем они понадобятся мне потом? Ведь ты, надеюсь,
не обманешь меня — мы будем жить на корабле, не правда ли?
— О да, любовь моя! Я построю такой корабль, каких нет еще ни у одного пирата на свете! Мы обшарим все закоулки земли и обойдем все моря
и океаны! И пусть нас боятся все: страх делает людей трусливыми, а с трусами и сражаться не придется, потому что они на коленях отдают свои
последние мокрые штаны. Мы с тобою пираты, Джин, и дамское платье с китовым усом вряд ли поможет тебе в нашей славной работе!
— О, Роди!
— Ты знаешь, Джин, любовь моя… Ты вот сейчас обняла меня, прижалась ко мне, и я захотел остановить это мгновение навсегда! Я так счастлив, что даже дышать стало трудно… О, Джин! Мне кажется, я любил тебя всю свою жизнь!
— Ах, Роди, дорогой мой… я тоже чувствую себя счастливой… очень счастливой! Но как я возненавидела тебя там, на корабле! Ты знаешь,
я ведь действительно едва не утопила тебя… А здесь… я бы убила тебя, если смогла бы убежать… У-у-у… наглец ты эдакий… Так выражать свою любовь…
— Но ведь мы же с тобою пираты! К тому же мои слова до тебя не до-
шли. Что же мне оставалось делать? Но теперь ты счастлива, значит, все
в порядке. Ты знаешь, милая, я думаю, нам вовсе не следует спешить покинуть наше волшебное брачное ложе…
Только к позднему обеду Вирджиния Килигрю и Роджер Белч появились наконец в столовой, где уже сидел сэр Джон с бокалом вина у камина.
— Отец, — сказала Вирджиния, — мистер Роджер Белч уговорил меня стать его женой. Надеюсь, ты не против?
Глава VII
— Мистер Чанслер, вы уверены, что эти дьявольские тени принадлежат порту Фальмаут?
— Сейчас я твердо уверен лишь в одном: мы у берегов Англии, а это как-никак значительно лучше, чем если бы нас утащил к себе океан!