Мост через огненную реку
Шрифт:
– Королеву оставь. У нее ребенок будет…
– Ну и что? – жестко сказал Габриэль, усмехнулся так, что Энтони вздрогнул.
– Это его ребенок… Теодора…
– Габи, ты слышал? Оставь ее! – прикрикнул сотник. – Ваша светлость, – теперь Квентин был мягок, но непоколебим, – ступайте отсюда. Идите во двор. Мы без вас справимся. Габи, проводи его светлость и бабу отведи… И позови остальных.
Энтони поднял голову, оглядел пограничников, обратил внимание, что все – взрослые мужики, молодых совсем нет, разве что Габриэль. Молодой пограничник все так же неотрывно смотрел на огонь, лицо стягивала судорога.
– За брата не боишься, Квентин? Что ему все это сниться будет?
Пограничник прищурил глаза, взглянул так, что Энтони на мгновение стало холодно.
– Ему другое снится, ваша светлость. Здесь ему бояться нечего.
Квентин взял Бейсингема за плечо и повернул к выходу, жесткое лицо смягчилось:
– Ступайте, ваша светлость, смените Лориана. Пусть тоже идет сюда. У нас с ними и с ихним Князем свои счеты…
Ближе к вечеру, когда все уже давно было кончено, Бейсингем, бесцельно бродя по замку, забрел в жертвенный чертог. Там было пусто, по углам валялись обгоревшие факелы, еще какой-то хлам, к кольцам жертвенника привязаны веревки. Энтони чувствовал себя странно. Ощущения победы не было, ему все время казалось, что он чего-то не увидел или не понял.
– Постой у дверей, – велел он Артона, который, узнав про костер, ни на шаг теперь не отходил от своего генерала.
– Поговорить, что ли, хотите? – нахмурился тот. – У стенки встану. Дальше, чем за десять шагов, не отгоните.
– Ладно… – махнул рукой Энтони. – Если кто войдет, скажешь. Не всем можно знать, что их генерал – сумасшедший.
Он не поговорить хотел, а просто ощутить хотя бы тень того, что испытал за эти дни Теодор. Каково ему было лежать тут, на жертвеннике, лицом к лицу с чудовищным призраком… Впрочем, объясняться с капралом он не стал, просто жестом велел ему стать у стены, за десять шагов, как было велено, а не рядом. Сам же улегся на жертвенник, глядя Хозяину в глаза.
– Вот так. Ничего у тебя не вышло… – усмехнулся он в светящееся холодным зеленоватым светом лицо.
Призрак молчал.
– Что молчишь? То лезешь, как публичная девка, а теперь язык проглотил?
«Как же не вышло? – отозвался сытый ленивый голос. – Ты сегодня так меня ублажил. Столько народу ко мне отправил. Было там несколько… которые еще могли вернуться к вам, а теперь они мои навсегда».
– Они и так были твои, – пожал плечами Энтони. – Зато мы тебе не достались.
«А вы мне и не нужны, – все так же лениво хохотнул собеседник. – Какой в вас толк? Два дурака: один звезду на шее носит, другой всех офицеров в церковь притащил. Ты думаешь, и вправду дело в присяге?»
– А в чем? – ошарашенно спросил Энтони. «Магнетизм, друг мой. Мы применяем магнетизм, и попов тоже этому учат. Странно, что ты о нем не вспомнил. Неужели забыт, как придворные дамы на полу цветы собирали, и как у лакея кровь текла из раны, которой нет? Если с помощью магнетизма такое доступно, то уж заставить человека делать то, что ты хочешь – проще простого».
– А перстень?
«Магия… У королевы черная магия, у твоего приятеля – белая, но все равно магия. Тайны природы, незримые соответствия… И никакой высшей силы. Все подвластно рукам человека. Если бы ты дал себе труд подумать, то и сам бы понял. А ты – как утка, все глотаешь, не жуя…»
– Ваша светлость – позвал его Артона.
Энтони поднялся. Рядом с капралом стоял командир эскадрона.
– Ну что смотрите? – буркнул Бейсингем. – Это тоже, между прочим, произведение искусства. И очень даже неплохое.
– Я что… Я ничего… Конечно, ваша светлость… – забормотал растерявшийся капитан. – Я пришел сказать, что ужин готов.
«Хорошо хоть, не пограничника прислали», – мрачно подумал Энтони. – Если ему сейчас чего и не хватало, так это насмешливого всепонимающего взгляда Квентина. Он точно знал, что тому бы не понравилось это созерцание потолочной росписи. А капитан – ничего… Все знают, что генерал Бейсингем до всяких картинок и статуй – сам не свой, а тут – такая экзотика. Тем более что существовать этой экзотике остались считанные часы.
«Ничего ты этим не добьешься, – напутствовал его голос. – Дело ведь не в Аркенайне…»
Он и сам понимал, что дело не в Аркенайне, но приговор, вынесенный замку, отменять не собирался.
Один полуэскадрон Энтони оставил в замке и один взял с собой, а остальным велел отправиться в Обри, где быт большой арсенал. Солдатам предстояло взять там минеров, порох и вернуться обратно. Бейсингем приказал взорвать проклятый замок, чтобы и следа не осталось. А его путь лежал дальше – в столицу.
Они выехали сразу же после ужина и провели в пути всю ночь, благо погода была ясной и луна светила вовсю. По уму, следовало бы переночевать в замке, под крышей, но Энтони хотелось как можно быстрей увезти отсюда Галена. Герцога пугала странная отрешенность в глазах вагрийца, а еще больше то, что его никак не удавалось напоить. Пограничники возились с ним весь вечер, понемногу вливая сначала воду, а потом вино в жадно приоткрытые потрескавшиеся губы, но он совершенно не мог глотать, и все время повторял одно и то же: «Пить!» И ничего больше…
Энтони ехал рядом с носилками, чтобы Терри мог его видеть. Тот все так же отрешенно смотрел прямо перед собой, и нельзя было сказать, видит он что-либо или нет. Потом генерал вроде бы заснул и проспал до самого утреннего привала. Утром бессильное пожатие его пальцев как будто стало крепче, и ему, хотя и с большими усилиями, удавалось, когда давали воду, сделать глоток-другой – но и только. Все остальное было по-прежнему.
На берегу реки они расположились на дневку – и кони, и люди были вымотаны до предела. Лошади весь день паслись на сочной весенней траве, а солдаты спали, и лишь вечером лагерь зашевелился. Энтони сидел, подставляя лицо нежаркому вечернему солнцу, молчал, без мыслей смотрел на медленно текущую воду. От костров шел вкусный запах, неподалеку всхрапывали кони, все вокруг было так спокойно и мирно, и не верилось, что в самом деле существовал этот замок и все то, что они видели еще вчера. Не верилось бы, если бы не Гален. Бейсингем не хотел ничего брать из проклятого места – ни безделушки, ни тряпки – так что генерала пришлось переодеть в одежду, которой поделились конники. Теперь он, одетый в холщовую солдатскую рубаху, лежал на расстеленном плаще, прикрыв глаза, и держал Энтони за руку, ни на мгновение не выпуская. Алан устроил маленький костерок и кипятил какой-то травяной отвар, Габриэль пристроился возле, молча глядя в огонь. Одет он быт, против обыкновения, как все.
«Остепенился», – подумал Энтони, вспомнив красные сапоги.
Лориан тоже быт здесь, но к ним не подходил, возился с лошадьми. Квентин Мойзель сидел на корточках рядом с Энтони.
– Когда стражу распустили, мы разошлись по домам. Занялись кто чем, однако связь друг с другом держали. Граница – она и есть граница. Какой бы ни быт мир, здесь всякое может случиться, а кто первыми страдает? Мы и страдаем…
Вашу компанию сразу заметили, и вас обоих тоже. Не понравилось нам, что вы в Аркенайн сунулись, ну да не будешь же с лошади стаскивать. Однако за замком мы присматривали и видели, как вы, ваша светлость, коней на дороге у обозников забрали, ну а то, что вы из замка тайком удрали через подземный ход, это последняя курица бы сообразила. Потом вы коней у табунщика обменяли, в одной деревне почтовые причиндалы купили, в другой – мундир солдатский. Нет, думаю, не просто так все это. Если б вы, простите, драпали, то не так и не туда. Бегут в Ольвию или, кто посмелее, в Мойзельберг, но не в столицу. Подумали мы и решили, что в замке что-то недоброе случилось, да и что хорошего может случиться в Аркенайне? – и вы отправились за помощью.