Мосты
Шрифт:
Отец умолк, покусывал ожившую вишневую веточку.
– Остался один... Хотел усыновить Никэ. Не отдал я ему мальчика. Тогда хотел взять тебя с собой на фронт. Чтобы хоть тебя оберегать от смерти. Свою семью уберечь не удалось...
Страшнее войны, наверно, нет ничего на свете. И в первую очередь гибнут лучшие.
Услышав об эвакуации, дед так и взвился.
– Это вместо того, чтобы выдать каждому по винтовке - держи, стреляй в басурмана... Никуда не уйду из Кукоары! Так и передай... Петраке ушел и больше не вернулся. Знаю я, как это бывает.
Да, значит, достается война и на мою долю. Каждый день прибывали группы мобилизованных с Украины. Среди них много молдаван.
Осточертела война мужикам! Скорей бы закончилась! Некоторые батальоны почти до передовой ехали в штатском. Военное обмундирование, амуниция двигались следом.
Хорошо одетые и вооруженные солдаты сменяли тех, кто промок, озяб в окопах. На переформировании можно было выкупаться в баньке, переодеться в чистое, отдохнуть денек-два.
Я подружился с парнем из Сибири, моим погодком. Он уже успел побывать на передовой. И в вине понимал толк. За него почти все с себя отдал. Дурашливо смеясь, показывал, что под гимнастеркой у него ни рубашки, ни майки. Собственно, и показывать не надо было: в метель, в дождь он всегда ходил с расстегнутым воротом, сдвинув шапку набекрень. Глядя на него, дедушка усмехался.
– Шапка съехала на ухо и вином налито брюхо... У этого парня закалка... Холод ему нипочем!
Митря частенько заходил ко мне. Уговаривал выпить. Кто знает, что нас ждет. Митря пел:
Эх, мама, еду я впервой
Не на пахоту - на бой.
С поля к дому - близкий путь,
Путь с войны - длиннее чуть.
И опрокидывал еще кружку вина. Потом мы снова возвращались к своим секретам, к своим планам. И вдруг Митря предложил:
– Слушай, Фрунзэ, давай умотаем в Сороки. Там создаются новые партизанские отряды. Все равно война... Чему бывать, того не миновать!
За три недели Митря успел вступить в комсомол. Теперь он готовился уйти в партизаны, которые действовали в еще не освобожденных районах. Целыми днями Митря с другими ребятами околачивался в Теленештах. Когда райцентр эвакуировался в Кицканы, и он туда перекочевал.
Старинное присловье: и год того не принесет, что час порой приносит, - подтверждалось на каждом шагу. Только мы эвакуировались - меня вызывают в Ордашейский сельсовет.
– Вот тебе подвода... Поезжай в Кицканы!
– А зачем?
– По телефону вызвали...
В Кицканы! Неужто в армию? Отец остался в селе, на передовой. Никэ совсем отбился от дома, даже поесть не забегал. Вместе с мальчишками целыми днями прыгал по валунам у Реута. С ордашейского берега они перебирались на противоположный, ходили на Пиструенский луг смотреть самолеты.
Наши недавно сбили немецкую "щуку", и дети стали играть в летчиков. Никэ был первым пилотом у нас в роду. День-деньской не вылезал из кабины сбитого самолета.
В иные дни девушки брали Никэ с собой в наряд мыть военные самолеты на лугу. Не знаю, как мама одна управлялась с хозяйством. Но что я мог поделать?
С этими мыслями я сел в сельсоветскую бричку и направился в Кицканы.
Прибыв туда, я словно попал в другую страну. Танцы, военный оркестр, концерт.
– Норок!*
_______________
* Счастья (молдавское приветствие).
– Доброго пути, товарищи!
– Счастливого возвращения!
– Возвращайтесь невредимыми...
Все Кицканы вышли провожать партизан. Я искал глазами Митрю. Будто сквозь землю провалился мой дружок.
– Он в Игнацей, на суде!
– сказал мне богзештский комсомольский секретарь, тоже одетый по-походному. Красная ленточка на шапке, автомат на плече.
– Его вызвали свидетелем...
– Меня тоже зовут в Игнацей...
– Вы в самом деле видели, как подстрелили нашего парашютиста у вас в лесу?..
– Нет, это не в нашем... В Германештском. Нас туда погнали как допризывников.
– Митря говорил, что знает каких-то парней из Бравичей... Вот его и вызвали в суд. Поймали предателя. Его будет судить трибунал.
– А кто этот гад?
Какой-то заморыш из Германешт...
В Игнацей я добрался пополудни. Предателя уже успели осудить болтался на виселице, поставленной на майдане, в центре села, возле школы.
– Из-за этих свидетельских показаний военкомат дал нам двухнедельную отсрочку. Тьфу!
– сердился Митря.
– Не суждено мне бродить с трофейным оружием по Спериецкому лесу.
А я все не мог опомниться. Закрывал глаза - и передо мной возникало лицо предателя с вывалившимся языком...
Лишь на обратном пути, сидя рядом с Митрей, пришел в себя. Вспомнилось, что у Мариуцы Лесничихи много родичей в Спериецах.
– В свидетелях и нужды не было, - говорил Митря.
– Об этом гаде писали румынские газеты, фотографии его помещали... Хвалили за патриотизм. В Оргееве ему премию выдали... Трибунал его ткнул носом во все это. Пришлось сознаться. Вот так, Тоадер, брат его, - самый старый комсомолец в районе, а этот болтается на виселице. И поделом... Из охотничьего ружья убил партизана!
Дороги наши расходились. Это мы оба чувствовали. Митря заехал в Ордашей попрощаться с родными, со знакомыми девушками... Оттуда собирался прямо в Сороки. Попутных военных грузовиков - сколько хочешь: через Ордашей проходило шоссе.
Когда я вернулся, меня сразу вызвали в сельсовет:
– Вот какая история... Тебе выдана бронь!
– Это еще что за штука?
– С чем ее едят? Сейчас скажу...
Заместитель отца, бадя Маноле, страсть как любил поточить лясы где-нибудь в тени акаций.
– Значит, так... Ты на некоторое время избавлен от войны, потому что пойдешь на трудфронт... Военкомат выдал тебе бронь... Бумага так называется.
– И что я должен делать?
– Поедешь на "фабрику учителей". В Алчедар... У революции много фронтов, как сказал товарищ Шеремет.
Алексей Иосифович Шеремет - это я знал - был заведующий отделом агитации и пропаганды Теленештского райкома.
– Пока будешь бригадиром на мойке самолетов. А то я посылаю команды из одних девчат. Целый день заигрывают там с солдатами. Когда им самолеты мыть?.. Норма-то везде есть...