Мотылек

Посвежинный Егор

дерутся за них? Да чтобы он, Рон, когда-нибудь дрался из-за этих девчонок и унижался перед ними, лез целоваться, как другие!.. Нет, никогда, никогда!.. Бетси снова подошла к зеркалу, покружилась, прижала руками грудь, почему-то улыбнулась, вздохнула. Рону стало жалко сестру. Если ее обманывает этот паршивый железнодорожник, то он с ним расправится, когда подрастет. Пусть он не думает, что за Бетси некому заступиться! Негодяй! Бетси теперь нравилась ему все больше и больше. В платье она совершенно не такая, обычная, а вот без платья, без платья – совсем другое дело! Так вот она какая на самом деле! Ему захотелось сказать, что он любит

ее , будет защищать миловидную свою сестренку, когда подрастет, и

никому в обиду не даст. Вот она подошла к тазу, залезла в него моментально. Только мелькнули икры ног. Бетси мылась. Рон видел ее кудрявую головку да шею. Ему не хотелось уходить, а смотреть и смотреть на любимую сестру, хотелось гордиться тем, что у него есть такая красивая сестра, за которую дерутся мальчишки. Вот только она может достаться паршивому железнодорожнику. Есть же ребята лучше! Рон подозревал, что Бетси, возможно, влюбилась в железнодорожника. Хотя он никогда его не видел, но уверен, что от всех железнодорожников пахнет мазутом. Бетси достойна лучшего парня. Но она может выскочить замуж за него, и тогда дети будут железнодорожники, и от них будет исходить запах мазута. Нет, нет!

Бетси заканчивала мытье. Легко брала ковшик, омывала всю себя,

грудь, мыла лицо, волосы, вышла на коврик, повернулась к свету. Глаза ее счастливые, радостные светились тихо и ласково. Она начала что-то непонятное напевать. Рону стало еще больнее, невыносимее оттого, что его родная сестра достанется железнодорожнику, и он будет целовать ее. Потом женится на ней, а после бросит. Он знал: так бывает. Вот паршивый

железнодорожник!

Сестра вытирала полотенцем свое нежное тельце, водила им по завиткам волос, красивому упругому телу, нежно касалась шеи, лица,

пальчиков ног. Рон смотрел и смотрел, не мог оторваться. Затем она начала протирать самые укромные места. У него зачастило дыхание. Он чуть было не выдал себя в своем укрытии… Еле выдержал свое заточение.

III

В то утро гремела музыка, был праздник Святого Патрика. Весь мир, казалось, преобразился. Деревья, трава, цветы – все стало ярким, свежим, приятным. Рон ждал этого праздника, так как мать сообщила: могут приехать гости и его двоюродная сестра Лера. С тех пор, когда они впервые с Лерой повстречались, она не выходила из его головы. День начинался ошеломляюще быстро. Рон надел свою лучшую рубашку в синюю полосочку, штанишки с темными подтяжками. На ноги – босоножки. Он вышел на крыльцо и ощутил праздничное удивление, увидел солнечную дорожку в сад, радостную зелень. Утренний воздух был не такой, как днем, сиял блаженством и счастьем. Рон побежал в сад, потом вернулся, он не мог нарадоваться тому, что скоро, скоро появится загадочная Лера…

Время уже подвигалось к обеду, а Леры не было. И никто из родственников не приезжал. Праздник сразу угас. Солнце начало жечь макушку, пыль лезла в глаза, трава пожухла, все вокруг вдруг стало грустным-прегрустным. Мать решила спасти праздник, велела выносить столы во двор, пригласила соседей – семью Вудбергов, у которых была семилетняя девочка Виолетта, Виола, как ее звали свои. Рон не раз играл с ней, но с Лерой она не сравнится. Лера умеет нравиться и все знает, не то, что несмышленая Виолетка.

Столы накрыты, соседи извещены. Гости начали медленно собираться. Рассаживались на зеленых скамейках под яблонями.

Рон строгал ножиком свистульку из лозы, а краем глаза наблюдал, не идет ли эта фифочка Виола, которую он в жизни не сравнил бы с Лерой. И вот она появилась. Шла с матерью за ручку. Вся разряженная в разные-преразные кружева, которые Рон терпеть не мог, из-за того, что они ему напоминали паутину. А пауков он панически боялся. За семьей Вудбергов пришли дальние родственники по отцу Сталберги, которых Рон недолюбливал, затем пожаловали Толботы. Уселись по местам. Рядом с ним села сестра Бетси, чтобы учить его, как держать вилку и нож, будто он сам не знает. Теперь-то Рон все разузнал про Бетси, даже то, из чего она состоит, что скрывает под платьем. И пусть не задается, не учит его жить! О Бетси он все знает. Теперь он наблюдал за Виолеткой, которую посадили, как специально, напротив. Она вертелась в своих кружавчиках, чуть из них не выпрыгивала, надувала губы, показывала

язык. Так и хотелось ухватить за этот язык! Но Рон не такой, он сдержан, воспитан, не опустится до фифочки, не ответит тем же. Гулянье шло под праздничную музыку Статтнера и песни Холмквиста. Гости пили, чинно вели какие-то разговоры, которые не интересовали его. Зануда отец скрипел о своих болячках, а Толботы больше судачили о ценах на оптовых рынках. Все жаловались на дороговизну, ругали правительство. Ну, конечно, речь шла о

погоде. Гости сделали перерыв, вышли из-за столов. Виолетта подошла к Рону, сказала:

– Я хочу с тобой поиграть! – и с громким смехом побежала в сад.

За ней медленно пошел Рон. Виолетка вернулась, схватила его за руку, потянула в сад.

–Быстрее, быстрее ,– шептала она.-Ты еще маленький и ничего не понимаешь!

Под вишнями Виолетка села на траву, разложила широкое платье,

поправила кружавчики, рюшечки, потом внимательно посмотрела на Рона. Он стоял в нерешительности.

–Давай играть так, будто мы взрослые,– предложила Виола.

– А как?

– Ты не знаешь, что делают взрослые, когда остаются одни?

–Не знаю.

–Ложись рядом,– сказала Виола и чуть отодвинулась.

Рон замешкался. Тогда Виолетка приподнялась, дернула его за руку. Он повалился на ее кружавчики и так продолжал лежать молча.

– Ты что? – спросила Виолетта. – Не знаешь?.. Обними меня и целуй! Скорее целуй!

Рон несмело коснулся ее щеки губами.

–Говори мне всякие нежные слова. Ну, говори же, говори! – шептала Виолетта.

Рон молчал, ничего не говорил. Потом он вспомнил, как ласково и необычно поступала Лера. Но то Лера! Виолетка совсем другая, непонятная. Он недавно наблюдал за сестрой Бетси, когда она мылась, ему вдруг захотелось узнать, что представляет собой Виолетка без платья и этих кружавчиков. Он осмелел, приподнял ворох спутанных кружев, оголил ноги. Виолетта перестала дышать.

– Ну, делай, как взрослые! Давай любить друг друга, а то без любви дети будут кривые… Влюбляется не тело, а душа! Ты понял?

– Понял,– произнес Рон.

– Я больше тебя люблю, чем ты меня!

Рон смотрел на нежное тельце, пахнущее детским мылом, и ничего, кроме мальчишеского интереса, не чувствовал. И тут в голове у него закружились, поплыли вишни, цветы, стало вдруг так, как тогда с Лерой. Виолетта передавала свои волнения ему. Букет девчоночьих запахов, смешанных с цветами волновал. Рон казался себе самостоятельным, взрослым. Они вышли из сада, держась за руки.