Мой ангел-хранитель
Шрифт:
Она вышла, но вместо сияющих золотом солдат увидела целую толпу в страшных одеждах и масках, разукрашенных по-звериному и дикому. Это пленники идут длинным отрядом под строгим конвоем, их ведут по улицам, чтобы каждый ненавистник смог кинуть им вдогонку камень или острое слово. Мародеры все до одного закованы цепями, их уводят в подземную тюрьму, чтобы никто из них больше никогда не смог увидеть солнца над головой, чтобы навсегда забыл белый свет природы. Сигюн обеспокоенно смотрела им вслед, но беспокойство её было вовсе не об этих жестоких людях, а точнее - нелюдях, а о любимом супруге, который уже почти девять месяцев сидит в хрустальной клетке, там, внизу, глубоко под землей, и никто не пропускает к нему, никто не дает
Больше всего дева боится потерять надежду на лучшее, она изо всех сил удерживает её, ускользающую в какие-то мгновения, а потом снова накатывающую волной. Она будто уговаривает её остаться, задерживает ещё на время, лишь бы навсегда не лишиться её. Надежда помогает ей жить дальше, и наравне с этим бережно хранящимся чувством помогает жить и дитя, которое вот-вот появится на свет, встретит солнце, откроет маленькие глазки. Сигюн невольно улыбалась, когда представляла, как она возьмет на руки это крохотное создание, поцелует его мягкую кожу и прижмет к своей груди младенца от безмерно и горячо любимого Локи.
В руках очередная записка, которую он перечитывает несколько раз. Она снова пишет, как любит, как скучает, снова просит его держаться. И вот эти строчки особенно вбиваются в память мага, бросаются ему в глаза: “Я знаю, что ты снова не ответишь, но знаю, что ты обязательно прочтешь. Ты не спрашиваешь, не интересуешься, но я знаю, что тебе не все равно, как я себя чувствую. Хочу сказать, что все в порядке, беременность протекает хорошо. Знаешь, у нас родится очень сильный и бойкий малыш, я несколько раз в день чувствую, как он толкается. Он точно весь пойдет в тебя, Локи.”
И колдун невольно улыбается, когда читает эти слова, и чувствует, как внутри все полыхает огнем. Как же больно ему не видеть её, не чувствовать этого счастья с ней вместе и знать, что она так же, как и он, бессильна, и все, что остается ей, это только ждать. Ждать дня, когда они расстанутся навсегда, будет ли он сидеть здесь до конца дней, либо душа его отправится в Хельхейм.
Локи уже потерял счет времени. Ему кажется, что далекая вечность, с тех пор как он оказался в тюрьме, уже давно позади, и вот-вот настанет последний день его жизни, но здравый смысл твердит, что ещё не прошло даже года с его заключения. Каждый день Локи читает книги, некоторые даже затягивают его с головой, он читает их, чтобы не думать о Сигюн, не думать о появлении малыша. Как только в голове его проскакивает мысль о них, сердце и душа Локи начинают рваться на части, ему хочется кричать, разрывая связки, хочется разбить стекло, опутанное магией, на мелкие осколки, и плевать, что оно обожжет всю руку, если та коснется его. Хочется прорваться к жене, обнять её, увидеть слезы радости на её щеках, сцеловать их заботливо и шепнуть это долгожданное: “я рядом”.
Новая записка - новые клочки измятой бумаги. Отчасти маг понимает, что, порвав её письма, он не заставит себя забыть о ней и легче ему не станет. Но он рвет потому, что уже привык, что здесь
Колдун слышит шум. Он встает с постели, проходит к стеклу, всматриваясь в дальние коридоры, что ведут к выходу. Там целая толпа разодетых преступников, которых ведет конвой. Свободных клеток много, и мародеров расселяют в каждую, запихивая туда не по одному, а по несколько человек. Они как загнанные звери ютятся в пустой камере с белыми стенами, дикими глазами смотрят на солдат, словно силясь взглядами порвать их на части, но за стеклом они уже не опасны для асов, и выбраться на волю не смогут. Вскоре белый свет камер начнет давить на них, они будут сходить с ума от четырех стен, в которых их заперли навсегда.
Ётунский маг улыбается зелеными глазами, лицезрея, как все новые и новые соседи появляются в подземелье. “Наконец-то, новые сожители”, - думает он про себя, обводя их насмешливым взглядом, а потом поворачивается спиной и вновь ложится на кровать, закрывая глаза, отчаливая в свои мысли, где снова, кроме Сигюн, нет никого и ничего.
Ванка сидит возле камина, ловко управляясь со спицами и толстыми нитями зеленого цвета, связывая из них маленькие носочки будущему младенцу. На губах девы играет легкая улыбка, а на розовых щечках проступают небольшие ямочки, девушка хлопает густыми ресницами, а голубые глаза наполняются нежностью и любовью. Она напевает тихую, заливистую песенку своему ещё не рожденному малышу.
В дверь раздается стук, который прерывает тихую мелодию её голоса. Сигюн поднимает взгляд, разрешая войти, и на пороге появляется улыбающаяся Фригга.
– Добрый день, моя царица, - Сигюн откладывает вязание на столик, пытается встать для поклона.
– Сиди-сиди, - хлопотно говорит женщина, усаживая девушку обратно.
– Ну, как ты себя чувствуешь?
– Благодарю, хорошо, если говорить о здоровье, а если о настроении, то - не очень, - вздыхает ванская принцесса.
– От Локи по прежнему ничего?
– Нет. Он всеми силами пытается добиться того, чтобы я забыла о нем. Хочет сделать меня свободной, но у него никогда это не получится, даже если он очень сильно пожелает этого… А у вас есть какие-то известия от него?
– К сожалению, нет. Несколько раз я приходила к нему, но он либо отказывался говорить, либо в его словах слышался едкий сарказм. Он хочет, чтобы от него отреклась и я, но он - мой сын, и я люблю его.
– В глазах доброй женщины пляшут блики горевания. Локи пытался не раз обидеть её словами, но она знала и чувствовала, как он врет ей и в первую очередь самому себе.
Между дамами повисла тишина, обе раздумывали над упрямым сыном и мужем. Но потом Сигюн решилась спросить о том, о чем очень давно болела её душа: -Ваше Величество, есть новости из Ванахейма? Там сейчас тоже идет война?
– Да, Сигюн. Твои отец и мать славные правители, и их войска пока справляются, завтра Один отправит к ним в подмогу нашу армию во главе с Тором. Не волнуйся хотя бы за свой родной мир, - Фригга решила умолчать о том, что вороны сообщили Одину о разгаре страшного кровопролития, где погибло много ванов. Столицу огородили, чтобы туда не пробрались мародеры, а ванские войска воевали с набегами в лесах.
– Я постараюсь, - кивнула Сигюн, печально опуская взгляд.
– Знаешь что, тебе нужно сегодня быть на пиру, - с какой-то одушевленностью предложила царица, чтобы немного унять волнение девушки, да и свое тоже.
– Нет, Ваше Величество. Думаю, я там буду лишней, не хочу портить людям настроение, - Сигюн хотела вежливо отказаться, не указывая на свое положение в глазах асов, но честная правда сама слетела с губ.
– Не говори глупостей. Вспомни, когда ты последний раз куда-то выходила?
– настойчиво спросила королева.