Мой друг работает в милиции
Шрифт:
Дорофеев заметил, что последний вопрос насторожил Куприянова. Он ответил не сразу, а когда заговорил, голос его звучал тихо и глухо:
— Не было у меня такого в голове… чтобы убить…
— Значит, не собирались?
— Поверьте слову, гражданин следователь!
Дорофеев нажал кнопку звонка. Появился молодой человек в модном темном костюме и остановился у дверей.
— Попросите войти, — сказал Дорофеев.
Молодой человек вышел, и сразу же на его месте возникла Антонина Ивановна Скрипкина. При виде Куприянова она застыла на пороге, потом нерешительно сделала шажок
— Гражданин Куприянов, знакома вам эта гражданка? — спросил следователь.
— Знакома… Живем в одной квартире…
— Как фамилия, имя, отчество этой гражданки?
— Скрипкина Антонина Ивановна.
— Скажите, Антонина Ивановна, вам знаком этот гражданин?
— Господи! Еще бы! Я ведь что думала?.. Позавчера мне Григорий Матвеич позвонил, сказал, что едет в область, я сразу не поверила… знаю я, какая это область, когда жены в городе нет…
— Погодите, погодите, — прервал ее Дорофеев. — Назовите фамилию, имя, отчество этого гражданина.
— Я же говорю — Григорий Матвеич.
— Назовите фамилию!
— Куприянов, конечно.
— Так. Пожалуйста, сядьте вот сюда.
Не глядя на Куприянова, Скрипкина прошла вперед, села на стул и тряхнула кудряшками.
— Свидетельница Скрипкина, — начал Дорофеев, перелистывая какие-то бумажки, — вы подтверждаете свои показания о том, что слышали, как Куприянов угрожал убить Кривулину?
— Подтверждаю! Слышала! Даже испугалась!
— Что именно вы слышали?
— Григорий Матвеич закричал, что отравит Зиночку, как крысу.
— Кто это, Зиночка?
— Как кто? Кривулина, конечно! Прекрасный души человек…
— Значит, вы слышали, как Куприянов грозил отравить Кривулину Зинаиду Михеевну?
— Конечно, слышала. Он же кричал. Громко!
— Врет! — оборвал свидетельницу Куприянов. Он был уверен, что Скрипкиной тогда в квартире не было, слышать их ссору она не могла, значит, об угрозе узнала от Зинаиды. Но Зинаида мертва, ссылка на нее бездоказательна.
— Вы отрицаете показания Скрипкиной?
— Категорически! Она зла на меня — вот и наговаривает. Будь Кривулина жива, она бы сразу сказала, что Скрипкина врет.
— Вы думаете? — Дорофеев задумчиво взглянул на Куприянова, потом перевел взгляд на Скрипкину. — Дайте ваш пропуск, Антонина Ивановна. Печать вам поставят в соседней комнате, — сказал он, подписывая пропуск. — Можете идти.
Оставшись наедине с Куприяновым, Дорофеев, как бы забыв о его присутствии, долго читал или делал вид, что читает, какие-то бумаги, потом, словно спохватившись, быстро взглянул на Куприянова и проговорил тихим, будничным голосом:
— Ну зачем вы говорите неправду? Вы же угрожали Кривулиной. На что вы надеетесь? На то, что Кривулина мертва и не может подтвердить правильность показаний Скрипкиной? Но иногда и мертвые говорят. Еще как говорят! Кривулина успела написать нам о вашей угрозе отравить ее, «как чумную крысу». Очень подробно написала. Было это двадцать четвертого августа, в субботу вечером. Она была на кухне, варила себе обед. Там и началась ваша ссора. Вы обругали ее, она плеснула в вас щами из поварешки. Облила, конечно, ваш пиджак. Вот тогда вы и заявили,
С каждым словом тихого, вежливого следователя Куприянов терял надежду доказать свою непричастность к убийству Кривулиной. Наказание за такое преступление могло быть только одно — расстрел!
— Не убивал! Не убивал я! — Он вскочил со стула и тут же тяжело опустился. — Не убивал я!.. Только грозил…
— А почему вы ей грозили, Григорий Матвеевич? — вежливо осведомился Дорофеев.
— Она меня шантажировала… вымогала… — Левая нога Куприянова дергалась мелкой и частой судорогой. — Каждый день грозила…
— Прошу вас объяснить, каким образом Кривулина могла вас шантажировать? И что помешало вам обратиться в соответствующие организации? Разве вы не знаете, что шантаж является уголовным преступлением? Вы молчите? Из вашего молчания следует только одно: Кривулина знала компрометирующие вас факты, огласки которых вы боялись. Так?
— Да…
— Каковы эти факты?
Куприянов облизнул пересохшие губы. Он дышал тяжело и часто, точно марафонец на финише, угроза расстрела казалась ему неотвратимой.
— Я не слышу ответа, — напомнил о себе Дорофеев.
— Она знала… некоторые нарушения… грозила… вымогала деньги.
— И вам пришлось купить ей пальто с норковым воротником, холодильник, золотое кольцо с бриллиантом. Что вы еще ей купили? Сколько она получила от вас денег? У кого и за сколько вы купили кольцо?
— Гражданин следователь! Уверяю вас, не покупал я ей кольца! Норковую шкурку за сто двадцать рублей — точно, купил. Потребовала! Откуда кольцо у нее — не знаю…
— А холодильник?
— Холодильник она сама купила…
— Купила сама, но на ваши деньги? Так?
— Не знаю… Я ей каждый месяц платил…
— Платили, чтобы она молчала? Сколько платили?
— Шестьдесят рублей в месяц.
— Как долго вы выплачивали Кривулиной по шестьдесят рублей в месяц?
— Почти три года… А незадолго до смерти она стала требовать, чтобы сто… Где же мне взять столько? Тогда я и пригрозил… думал, что испугается…
— Ну а теперь скажите, за что вы ей платили.
— Она раньше на коммутаторе нашем работала. Слушала… подслушивала мои разговоры по телефону… а мне приходилось делать некоторые нарушения… чтобы выполнить план.
— Хорошо, об этом мы поговорим завтра со всеми подробностями. А сейчас спрашиваю вас снова и советую говорить правду: у кого и за сколько купили вы золотое кольцо с бриллиантом, которое оказалось потом у Кривулиной?
— Гражданин следователь, не покупал я этого кольца! Поверьте, ни сном, ни духом… Вот клянусь, ничего о кольце не знаю. Могу только сказать, что кольцо я на ней увидел перед самой ее смертью. Верьте честному слову — ничего, просто ничего не знаю…
— Попробую поверить. У вас достаточно своих грехов, чтобы брать на себя чужие. Вот об этих грехах мы и поговорим завтра…