Мой личный ад

Пожидаева Ольга

— Пойдем, пойдем, — снова поторопила она его, уводя к лестнице в дальнем углу зала.

Они спешно поднялись на второй этаж, где Оля снова одарила его поцелуями и нежными поглаживаниями. Гриша зарылся лицом ей в шею, вдыхая блаженный запах кожи любимой, крепко прижимая ее к себе. И снова Ольга не дала ему лишней минутки для успокоительной нежности, утягивая за собой в темные переходы коридоров огромного дома.

— В левом дальнем крыле никто не бывает, — объяснила она свою поспешность. — Давай спрячемся от всех. Не хочу, чтобы нас видели сейчас.

— Угу, — только и кивнул он, покорно следуя за

ней.

Они шли долго, и Оля еще несколько раз останавливалась, чтобы приласкать его, обнять, так как чувствовала новые волны судорог, которые никак не желали оставить Гришино тело в покое. Лишь когда они вошли в пустую комнату, и Ольга закрыла дверь на замок, его немного отпустило. Птицын сел на кровать, склонив голову. Поникший, он сидел, не двигаясь, боялся поднять глаза, боялся показать свою боль и слабость, которую выплеснул одним махом на балконе. Но отчаяние прошло, уступая место стыду и отвращению к самому себе.

Ольга сразу почувствовала перемены в его настроении. Она дала ему минутку для самобичевания, а потом присела рядом, обняла, прижала к себе крепко, чуть раскачивалась, баюкая его, словно младенца.

— Люблю тебя, Гришка. Люблю, — повторяла она, радуясь, что он позволяет ей быть рядом, что не оправдывается, не отказывается от своих слов.

Гриша тихо вздыхал, наслаждаясь ее прикосновениями, которые успокаивали лучше транквилизаторов и трав Стейны. Его дыхание выравнивалось, а в душу начал проливаться благодатью долгожданный покой, перемешанный со счастьем. Измотанный нервами, страхом и болью, он наконец ощущал блаженное бессилие, позволяя Оле усилить этот эффект прикосновениями и поцелуями. Она мягко ласкала губами его кожу. Ее пальчики ослабили галстук, перебирали пуговки на рубашке, чтобы дать рту больше простора для творчества. Гриша чуть откинулся на локтях, издавая стоны вперемешку с мурлыканьем. Он запрокинул голову, почувствовав ее ладонь у себя в брюках. Оля едва ли успела провести по эрекции несколько раз, как Птицын затрясся и у него потемнело в глазах. Он упал на спину, разодранный в клочья внезапным оргазмом.

— А черт, — только и проскулил он, понимая, что это его накрыл полный и необратимый капец.

Было невероятно обидно — вот так вот кончить ей в руку. Но Олю, казалось, это не беспокоило. Напротив, она прилегла рядом, ласково потерлась своим носом о его, чмокнула в губы и спросила:

— Ты как?

— Унижен, раздавлен, сам себе противен, — честно признался Гриша.

Князева только тихо засмеялась. Она дотянулась до тумбочки, на которой стояла коробка влажных салфеток, вытерла руку, передала парочку чистых Грише. Он кое-как протерся, ворча и проклиная свою несдержанность.

— Перестань, — оборвала его Оля. — Не обязательно заниматься сексом, можно просто…

— Как это необязательно? — сверкнул на нее лукавыми глазами Гриша. — Обязательно!

Он опрокинул Ольгу на кровать, навис сверху, любуясь ее улыбкой, которая быстро померкла.

— О чем подумала? — потребовал он ответа.

Князева прикусила губу и подняла руку, чтобы погладить его по щеке.

— Ты делаешь меня такой слабой, — призналась она.

— Кажется, это я только что валялся у тебя в ногах весь в слезах, умоляя не бросать меня.

Гриша знал, что она ответит на это. Однажды он и сам это говорил.

— Ты же знаешь, это твоя сила, Гриш. Я не могу уйти, если ты просишь остаться. Я не могу отказать, если ты хочешь меня. Это сильнее моей гордости, моей обиды, сильнее всего.

— Любовь?

— Да.

— Может быть это хорошо, Оль? Хватит уже бегать друг от друга и самих себя. Вместе мы сильнее всех, родная.

— Сильнее всех, — повторила она, пробуя на вкус новое слово, — вместе.

Гриша склонился, целуя ее губы, которые продолжали шептать: вместе, вместе, вместе.

Они медленно избавляли друг друга от одежды, повторяя старые клятвы, которые наполняли новым смыслом. Поцелуи были слаще меда, а прикосновения как никогда воспламеняли тела и души. Гриша не помнил, как вышло, что Ольга оказалась сверху, но он был не против, наоборот. Ему нравилось смотреть на нее, любоваться своей Валькирией, отдаваться ей целиком и полностью. Он боялся, что не сможет дать ей желаемого так скоро, но физиология, к счастью, не подвела. Он хотел Олю всегда, требовалось лишь пару минут на восстановление сил. Но вспомнив свою нездержанность в прошлом и ее бурное недовольство по этому поводу, Гриша вздрогнул.

— Оль, презервативы, — промямлил он. — Я не взял… даже не подумал, черт! У тебя есть?

— Тссс, — только и протянула она, положив пальчик на его рот.

Оля приподнялась и опустилась, вбирая его в себя. Медленно, очень медленно. Смакуя каждый миллиметр плоти, которая пнаполняла ее.

Гриша задохнулся от ощущений. Он смутно помнил, как это чувствовалось без презерватива. В ту ночь у нее дома он был одержим желанием, почти не помнил себя от перевозбуждения и потребности. Его волновал лишь сам факт, но не процесс, так как разум отказал. Но в этот раз он видел ее, он чувствовал ее и ни на секунду не желал всецело отдаваться безумию страсти. Ему хотелось запомнить этот момент, запечатлеть его в своей душе, сердце и разуме, потому что он был прекрасен, идеален во всех проявлениях.

Не было больше ни Гриши, ни Оли, ни Бена, ни Хелл, не было мужчины и женщины. Лишь Воин, отдающий свою судьбу прекрасной Валькирии. Она взмахнула крыльями, унося их за границу миров, а он впервые не закрыл глаза, наслаждаясь полетом, желая летать с ней вечно. Потому что страха больше не было, только доверие и любовь, которые уносили их выше и выше, чтобы плавно и мягко вернуть на землю, где осталось еще так много нерешенного и трудного, даже опасного.

Оля уютно пристроилась у Гриши подмышкой, а он перебирал ее волосы, периодически касаясь губами макушки. Им было тепло и комфортно в чужом доме за закрытым замком. Но за дверью ждала безжалостная реальность, с которой вскоре им обоим предстояло иметь дело. Гриша первым разорвал тишину, ошарашив подругу вопросом:

— Переезжай ко мне?

Ольга вздрогнула, но почти сразу снова расслабилась в его объятиях. Гриша ждал ответа, но, когда прошло больше минуты, он понял, что его проигнорировали.

— Ооооль, — протянул он, повернувшись, чтобы проверить, не заснула ли она часом.

— Что? — встрепенулась Князева.

— Я задал вопрос вообще-то.

— Какой?

— Это даже не вопрос, черт подери! Ты переезжаешь ко мне! — выдал он.

Теперь настал черед Оли выбраться из его рук, чтобы посмотреть в глаза.