Мой мальчик
Шрифт:
– Я была ему плохой матерью, – заявила она. – Я пустила все на самотек, я была невнимательна и… и я не удивлена, что все так закончилось.
– Да ничем это не закончилось, мама, – возразил Маркус. – Сколько можно повторять? Я ничего такого не делал.
Фиона не обращала внимания, казалось, она его даже не услышала.
– Я знаю, что не заслуживаю снисхождения, но я прошу о нем сейчас, и… не знаю, есть ли у вас дети?
– У меня? – спросила женщина-полицейский. – Да, у меня маленький сын. Джек.
– Я взываю к вам как к матери… Если вы дадите нам еще один шанс, вы не пожалеете об этом.
– Мама, нам не нужен еще один шанс. Я
Она по-прежнему не реагировала. Уилл вынужден был отдать ей должное: решив бороться за ребенка, она не остановится ни перед чем, как бы ни было ошибочно это решение и неуместны средства. Она несла чушь – может быть, она даже понимала, что несет чушь, – но, по крайней мере, в ней говорила та часть ее личности, которая осознавала, что она должна что-то сделать для своего сына. В каком-то смысле это был переломный момент. От этой женщины и прежде можно было ожидать, что она станет нести околесицу в такие моменты, но теперь ее уже труднее было представить распростертой на диване над лужей рвоты, и Уилл начал понимать, что порой хорошие новости приходят к нам в облике, не сулящем ничего хорошего.
– Мы готовы заключить сделку, – сказала Фиона. Неужели в Ройстоне порядки как в телесериале «Правосудие Лос-Анджелеса», – подумал Уилл. Вряд ли, хотя никогда не знаешь наверняка. – Маркус будет свидетельствовать против Элли, если вы его отпустите. Извини, Катрина, но Элли уже не поможешь. Дайте Маркусу шанс начать новую жизнь.
Она зарылась лицом в шею Маркуса, но тот отпихнул ее и подошел к Уиллу. Катрина, которая на протяжении всей речи Фионы силилась не рассмеяться, подошла к ней, чтобы ее успокоить.
– Мама, замолчи. Ты ненормальная. Черт возьми, не могу поверить, какие придурки мои родители! – произнес Маркус с чувством.Уилл посмотрел на странную группку людей, с которыми ему пришлось провести этот день, и попытался все разложить по полочкам. Все эти пересечения и связи! Он не мог не думать об этом. По натуре, даже под воздействием наркотиков, он не был склонен к мистическим переживаниям, но почему-то в данный момент он с ужасом понял, что испытывает нечто подобное: может быть, потому, что Маркус отошел от своей матери и направился к нему? Как бы то ни было, но его одолевали чувства весьма своеобразные. Кого-то из этих людей он не знал до сего дня, с кем-то был знаком уже некоторое время, но все равно не мог сказать, что знает их хорошо. Но вот они оказались здесь: одна сжимает в руках картонную фигуру Курта Кобейна, другой сидит в гипсе, третья плачет – и все они связаны друг с другом так причудливо, что, войди сейчас кто-нибудь посторонний, так ему сразу и не объяснишь. Уиллу еще не доводилось попадать в такую запутанную, беспорядочно растущую и хаотичную паутину; казалось даже, будто на мгновение ему приоткрылось, каково это – быть человеком. Не так уж и плохо: пожалуй, он не отказался бы даже посвятить свою жизнь тому, чтоб быть человеком.
Все вместе они отправились ужинать в ближайший бар, где готовили гамбургеры. Рут и Элли сели отдельно от остальных, ели картошку фри, курили и тихо разговаривали; Маркус и его родственники продолжали обмен колкостями, который с большим воодушевлением начали еще в полицейском участке. Клайв хотел, чтобы Маркус все-таки продолжил свое путешествие в Кембридж, а Фиона полагала, что ему следует вернуться в Лондон, в то время как Маркус, казалось, был слишком утомлен событиями этого вечера, чтобы вообще что-либо полагать.
– Как вообще с тобой оказалась
– Уже не помню, – ответил Маркус. – Просто она хотела поехать со мной.
– Она собиралась остановиться у нас? – спросил Клайв.
– Не знаю. Наверное.
– Спасибо, что спросил нас заранее.
– Элли мне не пара, – твердо сказал Маркус.
– Ну что, дошло наконец? – обрадовался Уилл.
– Не знаю, кому она вообще пара, – вздохнула Катрина.
– Я думаю, мы навсегда останемся друзьями, – продолжал Маркус. – Но не знаю, мне кажется, я должен поискать кого-нибудь не такого…
– Не такого дикого и неистового? Менее агрессивного? Не такую дуру? Список можно продолжать до бесконечности, – вставила мама Элли.
– Не настолько непохожего на меня, – дипломатично выразился Маркус.
– Ну что ж, удачи, – сказала Катрина. – Многие из нас провели полжизни в поисках кого-то не настолько непохожего на нас и все еще не нашли его.
– Это так трудно? – спросил Маркус.
– Это самое трудное на свете, – сказала Фиона, с бо`льшим чувством, чем хотелось бы Уиллу.
– Почему же, ты думаешь, мы все сами по себе? – спросила Катрина.Дело действительно в этом? – подумал Уилл. Неужели все они как раз тем и занимаются, что ищут кого-то не слишком непохожего на них самих? Неужели именно этим и он занимается? Рейчел была энергичной, думающей, целеустремленной, заботливой и отличной от него еще по тысяче пунктов, но вся суть Рейчел и состояла в том, что она была не такой, как Уилл. Тогда в логике Катрины есть слабое место. Теория о том, что мы ищем кого-то не слишком непохожего на нас… Она верна только в том случае, если ты считаешь, что быть таким, как ты сам, не так уж и плохо.
Глава 35
В итоге Маркус поехал ночевать к папе с Линдси. Ему было их жалко, хоть и довольно странным образом: в полицейском участке они казались сторонними наблюдателями, потому что не могли совладать с ситуацией. Прежде Маркус не думал об этом, но в тот вечер можно было четко сказать, кто живет в Лондоне, а кто – нет, потому что те, кто не живет в Лондоне, были более напуганы происходящим. Для начала Клайв и Линдси боялись Элли, и мамы Элли, и полиции, они все время жаловались и были на взводе… Может быть, это не имело никакого отношения к жизни в Лондоне; может быть, все дело в том, с какими людьми он теперь общался, или в том, что за последние пару месяцев он очень повзрослел. Но теперь он и вправду не представлял, для чего ему нужен отец, поэтому-то и жалел его, поэтому-то и согласился поехать с ним в Кембридж.
Клайв продолжал нудить и в машине. Почему Маркус связался с такой особой? Почему он не попытался остановить ее? Зачем он нагрубил Линдси? Что такого она ему сделала? Маркус не отвечал. Он просто дал ему возможность занудствовать, пока у него не кончились претензии, как в баке автомобиля кончается бензин: папа говорил все меньше, успокаивался, а потом жалобы и вовсе иссякли. Все дело в том, что он больше не имел права вести себя как отец. Он упустил свой шанс. Получалось, как если бы Бог снова решил стать Богом через миллиард лет после сотворения мира, спустился с небес и сказал: ах, зачем же вы здесь построили Эмпайр-стейт-билдинг, и зачем все устроили так, что в Африке у людей меньше денег, и зачем создавали ядерное оружие? Потому что в ответ на это ему можно было бы сказать: а не поздновато ли делать замечания? Где ты был, когда мы это только задумывали?