Мой первый опыт в нерикоми
Шрифт:
— Краем уха, — призналась Лидия. — Его, кажется, подставили и посадилиза какую-то статью на его сайте…
— Ничего подобного. Его действительно посадили, только не за статью, а за то, что он отстегал нагайкой «гомсомольцев». Этих придурков, которые шарахались по улицам и доматывались до нормальных людей со своей сраной моралью. Их сейчас вс пресса полощет, а он их выпорол до того, как это стало мейнстримом. Ну вот, я зашла на его сайт, увидела его адрес в тюрьме и решила написать. Так, по приколу. А он ответил. Представляешь? Классный чувак оказался, и я ему, похоже,
Светка трещала, перескакивая с пятого на десятое; в её изложении зек-редактор получался чем-то вроде графа Монте-Кристо, Рэмбо и симпатичного новенького мальчика из параллельного класса, который смотрит только на неё.
— …И тут, представляешь, этих придурков ловят с наркотой, губернатор в ярости, потому что он их раньше крышевал, а они его так подставили, Виктору быстренько закрывают дело и выпускают!
— Повезло!
— Да не то слово! Вот, он сразу, как вышел, связался со мной и сегодня приезжает. И у нас с ним свидание вслепую.
— Это как?
— Он меня не видел. Он даже не знает, как меня зовут. Я подписывалась «прекрасная незнакомка».
— Так как же он тебя найдёт?
— Элементарно, Ватсон. Мы встретимся под «чёртовым тополем»..
«Чёртовым тополем», или коротко «чёртом», лихогородцы прозвали тополь удивительной формы. Его ствол обрезали в десяти метрах над землёй, и там образовался комковатый нарост, из которого пробились ветки: казалось, у изогнутого древесного тела появилась косматая уродливая голова. Вдобавок две боковых ветви после серии обрезок стали напоминать уродливые руки, распростёртые над землёй и готовые схватить зазевавшегося прохожего. Весной и летом, покрытый листвой, «чёртов тополь» напоминал подгулявшего энта, но зимой, а особенно поздней осенью в потёмках, производил кошмарное впечатление.
Среди лихогородцев он, как ни странно, снискал любовь. Город был небогат и не избалован достопримечательностями: к таковым можно было с натяжкой отнести развалины сторожевой башни на крутом берегу реки Камянки — остатки засечной черты шестнадцатого века. А древесный уродец придавал ему шарм, колорит и уникальность. Молодёжь вот уже второй десяток лет назначала свидания «под чёртом». Считалось, что паре, первое свидание которой произошло под знаменитым тополем, суждена горячая любовь. На две недели или на всю жизнь, но это будет настоящая страсть.
— …Вот здесь! — Светка плюхнулась на истёртую тысячами влюблённых скамейку в тени «чёрта». — Садись, Лидос.
— Он примет нас за лесбиянок и пройдёт мимо, — сказала Лидия, присаживаясь на краешек скамейки.
— Значит, он дурак, и я ничего не потеряю, — легкомысленно ответила Светка. — Ой, а вот и он звонит. Алло. Да, я на месте. Куда свернул? Ну, мои поздравления. Ты на другой край города укатил. Кто подсказал? А-а, ну ясно. В тебе сразу просекли чужака и решили постебаться. Все местные знают «чёрта», а залётные не могут его найти. Ага, аномалия. Ну всё, жду. Люблю, целую.
— Едет. Будет с минуты на минуты. Блин, Лидос, я реально трепещу, как лань. Может, это любовь?
— Ты же говоришь, вы друг друга в глаза не видели…
— Ну,
Со стороны разговор выглядел так: Светка молча слушала, взрывалась матерными комментариями и снова молча слушала, сжав зубы. Из трубки доносилось приглушённое басовитое бормотание, в котором даже на расстоянии ощущалось глубокое осознание вины.
— Козлина! Приеду — убью! — Светка отключилась и гневно развернулась к Лидии.
— Ты представляешь?.. мелкий ушлёпок (имелся в виду Светин младший брат Андрейка, который в свои семнадцать был выше старшей сестры на две головы, а обширные плечи и обильная растительность на лице зримо прибавляла ему лет пять-семь к природному возрасту) утащился гулять с Ляликом (Ляликом звали огромного мастино неаполитано, собственность Светы), конечно, тот у него удрал и загрыз чужую козу. И хозяина козы…
— Загрыз? — поразилась Лидия.
— Вроде нет, только штаны порвал, тот успел на забор прыгнуть. За свою рогатую с вилами выскочил, козёл вонючий… Теперь ментов вызвал.
— И что?
— Еду разбираться. Вот же ж подстава, мать твою…
— А как же…
— Лидуш… этот Виктор классный чувак, но мне эти двое дороже, хотя один дурак лохматый, а второй просто отморозок, которого нельзя без поводка отпускать…
Кого она приласкала лохматым дураком, а кого отморозком, осталось не вполне ясно, потому что Светин младшенький носил кудри до плеч и дрался, в среднем, чуть меньше трёхсот раз за год. Ссадины, фингалы и швы были таким же естественным украшением его добродушной физиономии, как у других — веснушки и родинки.
Света унеслась, бормоча под нос угрозы, а Лидия осталась сидеть под «чёртом». Полминуты, в течение которых она раздумывала, что теперь делать, определили всё.
Напротив «чёрта» затормозил скутер, с него спрыгнул незнакомый парень, снял шлем и направился к ней.
— Привет, прекрасная незнакомка! Классно выглядишь! Прости, опоздал. Еле нашёл твой «чёртов тополь». Зато теперь знаю Лихогородск как свою ладонь, могу экскурсии водить, — сказал он.
Лидия проглотила комок в горле. Словоохотливый незнакомец вызывал одновременно жгучее любопытство и страх. Он был одет в гавайскую рубаху, шорты цвета хаки и кроссовки; ростом был пониже Дмитрия, но казался склёпанным из тросов и швеллеров (это металлургическое словечко пришло на ум Лидии при виде костистых рук, перевитых сухими мускулами). Обритая голова дополняла облик, одновременно забавный и пугающий.
— Виктор? — спросила она и мысленно дала себе тумака. А кто же ещё?
— Да, это я, — кивнул он. — Запрыгивай и поедем. Вот твой шлем.
— Подожди… извини, пожалуйста, но я — не та, кого ты ждал встретить. Так получилось, тебя пригласила Света, только ей пришлось бежать по делам, а я тут оказалась случайно. И у меня есть мужчина… он мне нравится, и я ему тоже, только мы, как глупые смешные дети, боимся сделать окончательный шаг навстречу друг другу. Ты погоди, сейчас я позвоню Свете, скажу, что ты уже здесь…