Мой первый опыт в нерикоми
Шрифт:
Виктор хмыкнул. Он знал, что на главной странице «Слоббо» висит баннер со ссылкой на рубрику, посвящённую его «подвигу» — всё, включая последние официальные новости по делу и адрес в СИЗО для писем. Писем, правда, кроме как от матери с отцом и от Алины, пока не было. А, ещё написала одна девчонка из Лихогородска. Прикольная, судя по письмам. Надо будет навестить её — потом, когда всё закончится… Он знал, что на его родню и друзей давят менты, уговаривают закрыть этот раздел на сайте и вообще «не нагнетать». Адвокат каждую встречу понимающе пыхтел, что, мол, сейчас не те времена, власть огласки не боится, что это их только злит, а вот порешать дело кулуарно — очень даже можно, главное, не дразнить и не огрызаться…
Значит, пришло время порешания вопросиков.
— Матвей Иваныч, правильно ли я понимаю, что от меня ждут ответа?
— Вик, погоди, не горячись, — заговорил адвокат. — Я понимаю, это твой проект, дело жизни, но тут на кону…
— Да не в сайте дело, Матвей Иваныч, — перебил адвоката Виктор. — Не в нём. И ни хрена он не «дело жизни». Папаша мне говорит, что это — подростковое баловство, и он прав. Павла Дурова из меня не получилось. Когда закончится эта канитель, я официально сдам дело Грачу — то есть Паше Новицкому. Пускай развлекается. Но под этих уродов я не прогнусь. Ясно?
Он ждал, что адвокат рассердится, но тот только вздохнул.
— Виктор, это решать тебе и только тебе. Ты до сих пор — официальный хозяин сайта. Могу по-отечески посоветовать: не спеши, не говори сейчас ни «нет», ни «да», не делай опрометчивых шагов, переспи с этим вопросом, а я зайду через недельку. Думаю, будут ещё интересные новости…
* * *
…Он пришёл через три дня. И в ответ на приветствие подзащитного шмякнул на стол листы с распечаткой.
— Эт-то что? Что, я тебя спрашиваю?
Виктор с тонкой улыбкой взял лист и пробежал глазами знакомые строчки. Он уже видел это на экране контрабандного телефона:
«По неофициальной информации, поротые бараны из гомсомола делали через посредника подходы к нашему главному редактору, который в настоящее время находится в СИЗО, и предлагали пойти на мировую, полностью отказаться от обвинений, если он согласится отдать им наш горячо любимый сайт. Ответ нашего босса был таков: "Повторяю для особо одарённых. СЛОББО — независимый ресурс, им он был и останется, и никогда не станет пропагандистской помойкой". Добавить, как говорится, нечего. Но мы добавим: любые попытки "отжать" СЛОББО, кто бы их не предпринимал, не встретят ничего, кроме насмешек. Оставайтесь с нами. Веселье только начинается».
— Это — мой ответ, Матвей Иваныч. Наш ответ, — сказал Виктор.
— Ты понимаешь, что они теперь в тебя зубами вцепятся? Господи, ребята, что же вы за дети такие, пороть вас некому… Они теперь будут землю жрать, чтобы тебя закрыть лет на пять. Пять лет! Твоей жизни, Витя! Понимаешь? И не думай, что УДО получить так просто, как тебе уголовнички напели. Люди за кражу курицы сидят от звонка до звонка… И мне тоже звиздец.
— Почему? — искренне удивился Виктор.
— Потому что адвокат не должен выносить наружу такие договорённости, понимаешь ты? Ты знаешь, как работает адвокатура в этой стране? Законы все вот на этом вертели, — он постучал левой рукой по локтевому сгибу правой. — Всё на договорняках. Ты мне, я тебе, только так! И никаких… Ты знаешь, чего мне стоило выйти на тех людей, кто крышует «горсомол»? Связаться со следователем, со всеми, кто может повлиять?
— Я оплачу издержки, — сказал Виктор.
— Дурак, — спокойно сказал адвокат. — Не в бабках дело, сопляк. Бабки тут вообще не при чём. Это, Витюш, связи, которые нарабатываются годами и десятилетиями. А со мной, получается, нельзя иметь дело…
— Иваныч, ну, ты как ребёнок, — расслабленно сказал Виктор, с гадкой улыбкой наблюдая, как лицо адвоката покрывается страшным нежным румянцем. — Ты, старый матёрый законник, поверил, что эти твари захватят мой сайт и скажут — зэт-с олл, фолкс, выпускайте Витю, он хороший и больше не будет? Да ни хрена. Им проще меня кинуть — и тебя заодно. Возни меньше. Заодно и припугнуть на моём примере всех, кто на это стадо косо посмотрит.
— Ты ничего не понимаешь… — заговорил адвокат.
— Да всё я понимаю. А кое-кто не понимает, что я — не собачка Павлова, и не управляюсь кнутом и пряником. Надеюсь, теперь поймут.
* * *
Виктора завели в камеру без окон, размером напоминавшую грузовой лифт. Там уже толпились сидельцы, закончившие общение со следователями и адвокатами и дожидающиеся возвращения в родные «хаты». Появление Виктора предшественники встретили без энтузиазма. Не потому, что лично он производил особо неприятное впечатление, а потому, что доступный объём прокуренного воздуха ещё сократился
— Э, старшой, сколко можна! Люды как сэлды в бочъке! — заворчал плотный армянин
— Умолкни, — отозвался конвоир.
Через минуту дверь залязгала снова. Народ подобрался, ожидая вожделенного развода, но вместо этого в «лифт» завели ещё троих: Славяна и двух парней постарше. Беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что эти трое — вместе.
Славян, увидев старого сокамерника, просиял:
— О, Виктор! Здорово! Как оно?
— Нормально, — Виктор с искренним радушием встряхнул его руку Славяна. — От адвоката иду.
— Мы тоже. Парни, знакомьтесь, это Вик. Тот самый медиамагнат, я рассказывал…
— Здорово! — к Виктору сквозь густую толпу просочились два господина лет на десять постарше Славяна. Один — крепкий и приземистый, бритый наголо, с глубоко посаженными бледно-синими глазами, с рыжеватой эспаньолкой и свёрнутым на сторону носом. Второй — сухопарый, обладатель редкой для тюрьмы гривы тёмных волос, которая делала его похожим на Оцеолу с иллюстраций Ивана Кускова.
— Я — Штырь. А это — Волына, — сказал сухопарый Оцеола.
— Отойдём в уголок, — быстро проговорил бритоголовый Волына. — Чтоб никто уши не грел.
Виктор кивнул. Вчетвером они продвинулись в угол и образовали тесный кружок.
— Слушай, магнат, — продолжал хриплым шёпотом бритоголовый. — Славян за твою делюгу курсанул… ты, конечно, всё правильно сделал, но стыдно за такую шляпу сидеть.
— Ну, вот сижу, — криво усмехнулся Виктор.
— Да вижу, — спокойно сказал бритоголовый. — Короче. Я твой сайт не читал, но парни с воли говорят — достойный. Давай ты нам поможешь, а мы — тебе.