Мой первый опыт в нерикоми
Шрифт:
Алина, хотя и была напугана, расхохоталась.
— Ты его знаешь? — удивился Жека.
— Вместе в школе учились. Знакомьтесь: Сашка Иванов, олсо ноун эз Чмоня. Все в школе его так звали, даже учителя между собой. Общий шут был — придурок, дрыщ и потомственный почётный зюзя. А сейчас и не узнать… Ладно, Чмоня, послушай старого однокашника, я тебе кое-что объясню. Вы, парни, не понимаете, где находитесь. Это «Метросад». Здесь с лохматых времён такое правило: живи и давай жить другим. Мой вам совет: или не мешайте людям, или топайте отсюда по-хорошему. Ваши морды не вписываются в здешний пейзаж.
— Молодые люди, вы ведёте себя неадекватно, мы будем вынуждены применить к вам…
Что именно
Виктор не занимался боевыми искусствами и дрался нечасто, но, когда требовалось, его крепкие сухие мышцы легкоатлета работали, как пружины, и он бил резко и результативно. Так случилось и в этот раз.
Не дав врагам времени опомниться, Виктор выдернул из-за пояса Чмони нагайку и крест-накрест хлестнул ближайшего к нему «гомсомольца» по толстым ляжкам, обтянутым камуфляжными штанами.
Опоясанный нагайкой заверещал и неуклюже шарахнулся в сторону, прочие «гомсомольцы» тоже подались назад. Ситуация была явно нештатная. Кто-то, поспешно отступая, сбил с ног оператора, и тот с ругательствами опрокинулся на землю.
— Запорю, быдло! — рявкнул Виктор голосом гневного барина, у которого псарь Савоська обкормил лучшего гончака несвежим мясом и сорвал охоту, на которую был зван сам предводитель дворянства.
— Вик, Вик, пошли! Ну их! — Друзья в шесть рук ухватились за него.
Четвёрка покинула «Метросад» довольно быстро, но позорное бегство их манёвр никак не напоминал. «Гомсомольцы» не преследовали своих обидчиков. Судя по звукам, доносившимся из полутёмного сквера, неформальная молодёжь не прониклась ценностями моральной чистоты и принялась втолковывать незваным гостям правила поведения в «Метросаде».
…Было полпятого утра. Виктор, Грач и Алина, похохатывая, выходили из «Жестяного Крокодила». Жека потерялся где-то в «Лимассоле», пытаясь склеить пьяненькую молодую чиновницу из мэрии и её страшную подружку. Алина откровенно висла на Викторе и всем видом являла готовность поехать к нему на афтепати.
Возле зелёного «камри» их поджидали трое крепких молодых парней в штатском.
— Ветров, Виктор Сергеич? — один из троицы шагнул навстречу Виктору.
— Это я, — сказал Виктор. — В чём дело?
Незнакомец отработанным движением вытащил из кармана красную книжечку, раскрыл перед лицом Виктора.
— Старший лейтенант Морозов. Ты арестован.
— Чё за х-ня? Старлей? — развязно поинтересовался Грач.
— Ты и ты! — офицер ткнул в Алину и Грача. — Отошли! Отошли, а то упакуем, алкашня сраная! Ветров, стать к машине, руки на крышу! Дёрнешься — считай, статья за нападение на сотрудника у тебя в кармане.
— Всё в порядке, ребята, — спокойно сказал Виктор.
— Колюще-режущие предметы, огнестрельное оружие, наркотики?
— Только то, что ты подкинул.
— Шутничок? — Старлей незаметно, но сильно ткнул Виктора пальцем в правый бок. — Дошутишься. Ты при свидетелях обвинил сотрудника милиции в должностном преступлении. Счас впишем это в протокол, и считай, что на двуху уехал… Стой смирно, тварь, а то…
Что «а то», старлей не придумал.
Чужие руки сильно и умело, притом не слишком усердно, а как-то брезгливо, охлопали Виктора.
— Так. Встаём. Руки за спину!
Виктор почувствовал холод стальных браслетов на запястьях, отсекающий его от диплома, клубов, «Слобо», Алины, новенького «камри» и всего мира свободных людей.
Он понял это, но не почувствовал ни страха, ни горечи.
— За что вы его? Что он сделал? — донёсся с другой стороны отчаянный крик Алины.
Старлей не соизволил ответить, а двое в штатском уже усаживали Виктора в полицейскую легковушку. Один из двоих пересел на водительское сиденье, рядом разместился старлей, над головой ревнула мигалка, и Виктор поехал в самое длинное приключение.
* * *
— …имеются основания полагать, что обвиняемый может скрыться, уничтожить улики, оказать давление на потерпевших и свидетелей, а также иным способом воспрепятствовать объективному расследованию уголовного дела, на основании чего суд не усматривает оснований согласиться с доводами обвиняемого и его защитника о возможности избрания обвиняемому меры пресечения, не связанной с лишением свободы…
Виктор слушал судейское бормотание вполуха. Он знал, что его ждёт. Адвокат (ребята молодцы: не выходя из похмелья, подсуетились и наняли ему хорошего адвоката — не эффектного краснобая из голливудских фильмов, а старого, совковой выделки, бывшего следака, имеющего выходы на других следаков, экспертов, прокуроров, судей и прочие винтики карательной системы) откровенно сказал: закроют до суда. Статья двести тринадцатая, часть вторая, «хулиганство группой лиц» — считается тяжкой. Виктор недоумевал, откуда взялась группа: его друзья в стычке с «гомсомольцами» участвовали только в качестве зрителей. Но потом он узнал, что борцов за нравственность побили фаерщики — кулаками и палками-стаффами, из которых они делали факелы для жонглировки. Самый зрелый фаерщик был моложе самого юного нагаечника, однако на стороне неформалов был численный перевес. «Гомсомольцы» в беспорядке отступили, но тут явилась кавалерия из-за холмов — полицейский патруль. Они схватили двух поддатых фаерщиков, а найти Виктора, который засветился на камере у оператора, не составило труда.
Он равнодушно смотрел перед собой, думая о том, что прежняя жизнь закончилась. Родительский дом — старинная крестовая изба на перекрёстке Автопромышленной и Щорса, с огуречным парником и портретом прапрадеда Аристарха Платонова в гостиной, который материнская родня берегла весь бурный двадцатый век. Пот и азарт тренировок, лекции в гулких аудиториях и уксусный запах институтских лабораторий, детский восторг при виде шестизначной цифры недельного дохода в админке. Девушки — их было немало, можно сказать — много. Большинство он помнил отрывочно. Смазливые юные личики, европейские или с монголинкой, пепельные, блондинистые, чёрные с кудрями, крашеные (на рыжих ему не везло, о чём он очень жалел: говорят, рыжие страстные и прикольные), груди, ноги, попы… Алина, конечно, была на особом счету, но она — свой парень. Всё это осталось там, позади, отсечёное холодными наручниками и равнодушным бормотанием судьихи, для которой Виктор и его мир был очередным делом в папке. Начинается новая жизнь, и в ней следовало разобраться…
Покорной и вязкой глины ком
— Кого-нибудь ещё ждём? — спросил длинноволосый усатый парень неопределённого возраста — между четвертаком и сорокетом.
— Да нет, наверное, — ответила Лидия. — Давайте начнём. Для начала познакомимся. Если кто-то забыл, меня зовут Лидия Энгельгардт, мы с вами будем заниматься керамикой. Я научу вас всему, что знаю и умею сама. Все необходимые материалы — керамические массы, инструменты, формы, глазури, ангобы, пигменты — обеспечу я. Обжигать буду здесь, у меня тут в подвале установлена муфельная печь. Если у кого-то возникнет желание посмотреть, как она работает — милости прошу. От вас же ничего не требуется, кроме хорошего настроения и желания создавать. Оплачивается каждое занятие в отдельности, хотя, если кому-то удобно, можно оплатить сразу несколько занятий. И ещё… Если кто-то после нашего курса решит заняться керамикой всерьёз — это будет для меня лучшим подарком.