Мой XX век: счастье быть самим собой
Шрифт:
Ненужного прошлого не бывает, а история должна стоять на вахте современности.
Вы совершенно правы, говоря, что тот или иной народ должен свято соблюдать национальное достоинство и уважать права другого народа, которые, однако, у нас, увы, зачастую грубо попираются. В Нахичеванской АССР, например, за последние 60 лет изгнаны из своих родных очагов 90 тысяч армян, варварски разрушены тысячи памятников армянской истории и культуры...
Словом, полностью согласен с Вами. Очень нужной, полезной и поучительной получилась Ваша статья «Мозаика фактов и дух истории». Очень рад за Вас.
С искренним уважением и наилучшими пожеланиями
21.06.1987 г. Серо
«Глубокоуважаемый Виктор Васильевич!
С большим интересом прочитал Вашу статью «Мозаика фактов и дух истории» в ЛГ 10 июня с. г. Основополагающая роль документа в биографическом жанре показана убедительно и на многих конкретных, в т. ч. «своих», творческих примерах. Я же, занимаясь исторической прозой, проецирую Ваши наблюдения на собственно исторические жанры, также убежден: вне опоры на документ не может быть сколько-нибудь исторического повествования. А то ведь есть немало охотников утверждать: историческая литература – это «фантазия в прошлое», а фантазия не нуждается в документальных свидетельствах. Не потому ли, скажем, Пестель у Окуджавы («Глоток свободы») наделен чертами антиисторизма, не отвечает действительному характеру героя-декабриста?
Я просил бы Вас назвать исследования по исторической прозе, на ваш взгляд, наиболее удачные, а также заслуживающие внимания новые исторические романы и повести.
Понимаю, список может быть обширен, но, подчеркиваю, наиболее удачные.
Я сейчас нахожусь в длительной командировке в Монголии, читаю лекции по советской литературе. Постоянно живу в г. Калинине, работаю преподавателем в университете, читаю спецкурс по исторической прозе.
Быть может, читали мою статью – обзор об исторической прозе в «Лит. России» 29 августа 1986, с. 5 «Взглянуть истории в глаза».
Всего доброго!
18.08.87 г. С уважением Юдин Владимир Александрович».
«Уважаемый В. Петелин!
Ваша «Мозаика фактов» помимо внутренних аплодисментов пробудила во мне надежду не когда-нибудь, а уже в обозримом будущем обнаружить живого носителя выраженных вами взглядов на документальную литературу не только среди писателей и читателей, но и в издательской среде. А может быть, такой носитель и созрел, только не посчастливилось его встретить, тогда подскажите, пожалуйста, адрес.
Пока я писал истории ростовских фабрик и заводов, самого Ростова, сложностей не возникало: все созданное шло по редакции общественно-политической литературы и рассматривалось как монографии. Но однажды мне невероятно, сказочно повезло – обнаружил в архивах целостный, никем не тронутый кусок жизни 20-х годов с драматическим сюжетом и яркими «образами через документ», со стенограммами, сохранившими аромат того времени. Дух захватывает от остроты материала и его созвучности сегодняшней перестройке.
Мне оставалось произвести отбор и, не повреждая патины, выстроить документы, где-то снабдить их комментариями живых участников событий, чтобы получилась развернутая на 12 листов динамичная хроника «Концессия».
А дальше случилось то, что могло бы послужить иллюстрацией к вашему постулату: «документальная литература еще не получила своего теоретического осмысления, отсюда и возникают недоразумения в нашей литературной практике». После того, как рукопись прочли: 1) кандидат истор. наук, 2) доктор ист. н., 3) литератор, 4) профессиональный писатель и все в один голос заявили, что очень интересно, я сдал ее в толстый журнал, там за идею ухватились, но по прочтении рукописи растерялись: «А что это такое?» И как произведение неопределенного жанра спустили в отдел очерка. Реальных надежд на публикацию не вижу: весь лимит отдела – 2, 5 л. в номер.
Рано или поздно «Концессия» все равно будет опубликована, поскольку она нужна. Но сегодня она нужнее, чем завтра, потому и обращаюсь к Вам с просьбой назвать издателя, который уже сегодня разделяет Ваши взгляды, а стало быть, с пониманием отнесется к тому, что у меня получилось. О большем, о прочтении Вами рукописи, просить не решаюсь, потому и не прилагаю ее. Но вышлю, если дадите знать. И как сделать так, чтобы она попала на внутреннюю рецензию именно к Вам или к другому, солидарному с Вами критику?
Чтобы просьба моя не очень Вас затруднила, обращаюсь параллельно с письмом к А. Б., который когда-то горячо приглашал меня к сотрудничеству с ЛГ и, если вспомнить об этом, то даст Вам как бы редакционное задание пособить автору (в этом смысл моего параллельного письма-просьбы к А. Б.).
Со своей стороны готов быть полезным как обладатель значительного количества литературных источников, в большинстве – редких, порой еще никем не смотренных, даже не разрезанных. Например, помимо упомянутого Вами старого Гусева о Толстом есть еще более старые о нем же: А.А. Чер(...)нъ, Н.Н. Захарьинъ (Якунинъ), И. Гринманъ (худ.), Т.А. Кузминская (Берс) и др. (иногда сам не знаю, что у меня есть в развалах на даче).
18.06.87. Ю.Маслов».
5. Письмо в «Правду» о статье Вадима Баранова
А пока готовилась статья в «Литературной газете», «Правда» еще раз «ущипнула» меня бездоказательной критикой. Ну как же не ответить партийной газете? И вот письмо в редакцию газеты «Правда»:
«20 декабря 1986 года «Правда» опубликовала заметки литературоведа В. Баранова «Черный хлеб истины», в которых бездоказательно и легковесно говорится о моей книге «Судьба художника». В. Баранов утверждает, что автор «Судьбы художника» просто отсекает все раннее творчество А. Толстого до Первой мировой войны... Казалось бы, почтенный литературовед прав: действительно эта книга начинается с событий Первой мировой войны. «Как художник-патриот Алексей Толстой осознал себя в годы империалистической войны. Тогда он впервые почувствовал неотделимость своей судьбы от судьбы всего народа. Вот почему свое повествование о жизни и творчестве Алексея Николаевича Толстого я счел целесообразным начать именно с этого времени» – так объяснил я замысел своей книги в предисловии к ней. И тем более это должно быть понятно, что впервые эта книга была опубликована Воениздатом в 1979 году, после только что вышедшей книги (Алексей Толстой. Жизнь замечательных людей. Молодая гвардия, 1978 г.), в которой довольно подробно говорилось о раннем творчестве А. Толстого и обстоятельствах его жизни. Кроме того, одновременно с переизданием «Судьбы художника» («Художественная литература», 1982 г.) вышла в «Современнике» моя книга «Заволжье», целиком посвященная жизни и творчеству Алексея Толстого до 1912 года, от рождения до осени 1912 года, когда он покинул Петербург и переехал в Москву.
У книг, как и у людей, свои биографии, свои судьбы. Вот и мои книги о Толстом, написанные в разное время и для разного читателя, сложились в дилогию о выдающемся писателе: «Заволжье» и «Судьба художника» теперь неразрывны одна от другой.
Так обстоит с «отсечением» раннего творчества А. Толстого.
Но В. Баранов, не приведя никаких доказательств, обвиняет меня в «отступлении от принципа исторической достоверности. И в первую очередь при освещении самого трудного периода в жизни писателя – эмиграции».