Моя единственная
Шрифт:
Мои пальцы сжимают переносицу, и груз, лежащий на моих плечах, становится все тяжелее.
— Я рад, что вы оба верите в меня, потому что я не настолько уверен в себе. Я люблю Девни, и в ближайшие три месяца мне будет только сложнее расстаться с ней. И вы не сможете убедить меня, что она когда-нибудь предпочтет меня благополучию Остина.
Деклан надулся.
— И ты когда-нибудь попросишь ее об этом?
— Боже, нет!
— Вот именно! Так что не говори мне, что ты вдруг понял, как она поступит. Ты не читаешь мысли, ты парень, причем довольно глупый.
Я
— Слушай, я думал, что у меня есть ответы на все вопросы с Элли. Я был так уверен в том, что произойдет и что я буду делать, если это случится, но правда в том, что мы ничего не знаем.
Деклан определенно ни черта не знает. С этим я согласен.
— Я хочу сказать, что сейчас вы, ребята, переживаете огромную беду. Ее брат и невестка погибли, она теперь опекун девятилетнего ребенка, который наверняка злится из-за потери родителей и испытывает чертову вину, потому что он жив, а они нет.
— Вину?
Коннор смеется.
— Ты не помнишь, что мы чувствовали, когда умерла мама?
Деклан издает слабый стон и поднимается на ноги.
— Мы были так уверены, что убили ее.
Я пытаюсь вспомнить то время, но это все равно что идти сквозь туман. В моем детстве было столько всего, что я изо всех сил старался забыть. Кто, черт возьми, хочет вспоминать, как потерял мать, а потом отец выбивал из них все дерьмо? Никому. Единственные воспоминания, которые я позволял себе, были о маме. Как она пахла яблоками и корицей. Как у нее всегда были свежие цветы на столе, и как ее голос становился чуть мягче, когда она улыбалась.
— Я этого не помню, — признаю я.
— А я помню, — с ноткой грусти говорит Деклан. — Я был уверен, что это наша заслуга. Ведь ангелы не болеют раком, а папа всегда называл нас маленькими демонами, пока сам в это не поверил. Я думал, это сделали мы. Мы — зло, поэтому мы должны быть тем, что сделало ее больной.
Я откинулся назад, когда все это вернулось.
— Мама не болела из-за нас.
Дек садится рядом со мной.
— Ни хрена себе, но в одиннадцать лет я не мог взять в толк, что это так. Представь, что будет чувствовать Остин. Это был его турнир, с которого они возвращались домой. Он будет чувствовать себя виноватым, и ему нужен кто-то, кто сможет понять это чувство.
— Кроме того, — начал Коннор, — Девни сейчас в полном замешательстве. Она только что потеряла брата, и вся ее жизнь изменилась. Не стоит принимать близко к сердцу все, что она скажет в ближайшую неделю или около того. Позволь ей разобраться в своих чувствах, а потом вы сможете разработать план.
Он прав. Я знаю это, но по тому, как она говорила в больнице, было ясно, что она уже решила, что это конец. Страх может заставить думать и говорить, но она не из тех, кто меняет свое мнение, когда все решено. Именно это меня и беспокоит.
Глава тридцать первая
Девни
— Куда ты собираешься его отвести? — спрашивает мама, пока мы ждем у комнаты Остина.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты отвезешь его к себе домой или к Шону?
Я еще так
— Ну? — давит мама.
— Я не знаю.
— Девни, ты должна принимать такие решения.
Я тяжело вздыхаю и потираю виски.
— Я знаю. Я хотела посмотреть документы, чтобы узнать, чего хотят Джаспер или Хейзел, но там было сказано только, что я сделаю лучший выбор, а у них нет никаких пожеланий. Так что я не знаю, куда он захочет поехать. Если он захочет вернуться в свой дом, я перееду туда. Если он захочет поехать к Шону и не быть окруженным всеми их вещами, я так и сделаю.
Она смотрит на окно, где жалюзи едва приоткрыты.
— Ему нужна стабильность.
— Я в курсе.
— Он может переехать к нам. Я знаю, почему они выбрали именно тебя, но мы с твоим отцом можем дать ему больше.
Я не буду этого делать.
— Мама. Остановись.
Ее глаза встречаются с моими.
— Я думаю только о нем.
— Я тоже.
— Он должен отправиться к себе домой, — говорит она в качестве последнего укола.
Обычно я хожу туда-сюда, пока кто-нибудь из нас не уступит, но у меня нет на это сил. Ни у кого из нас.
Мама берет мою руку в свою.
— Прости меня, Девни. Я не хотела на тебя срываться. Просто я схожу с ума. Прошло четыре дня с тех пор, как я потеряла сына, и я чувствую себя такой неуправляемой… — ее слезы падают, и боль в ее голосе разрывает меня.
— Мне так жаль, мама.
— Я просто… Я хочу помочь. Я должна что-то сделать, иначе я сойду с ума. Это так больно, и все выходит из-под моего контроля. Я не могу это исправить, и…
Я немного сжимаюсь.
— Я знаю. Ты помогаешь, находясь здесь. Остину нужны ты, я и все остальные в его жизни. Я должна принимать ситуацию день за днем и делать все, что будет лучше для него. Я тоже борюсь.
Она отпускает свою руку.
— Он улыбнулся, когда я сказала, что Шон приедет сегодня днем.
Мое сердце замирает при звуке его имени. Мы виделись каждый день. Он приходит в больницу каждое утро, приносит нам еду, остается ненадолго, а потом идет по делам или еще куда-нибудь. После обеда он обычно возвращается с пакетом вещей, которые могут мне понадобиться, прежде чем они с Остином говорят о бейсболе. Мне так хочется броситься к нему в объятия, чтобы он обнял меня, но я каждый раз немного отстраняюсь. Ничего не изменится. Мы должны перестать обманывать себя, что у нас будет что-то большее, чем эти шесть месяцев. Он уедет во Флориду, а я буду растить Остина в Шугарлоуф.