Моя любимая жена
Шрифт:
Бекка мастерски пародировала вкрадчивые голоса актеров из дурацких сентиментальных фильмов о любви.
«Наверное, так оно и было, — подумал Билл. — И наверное, так было бы и дальше. Жалкая пародия на реальную жизнь».
Бекка села рядом и закрыла лицо руками.
— Ты разбил мне сердце, — дрогнувшим голосом сказала она. — Ты разбил мне сердце, Билл.
«Что это? Кино наяву? Неужели мы разучились говорить своими словами? Наверное, других слов просто нет. Все зависит от того, чем они являются для тебя: ролью или…»
— Прости меня, — сказал Билл, обнимая ее за плечо. —
— Не прикасайся ко мне! — Бекка сбросила с плеча его руку. Она перестала плакать, вытерла нос и вдруг обрела ледяное спокойствие. — Не трогай меня после того, как ты лапал ее.
Это прозвучало как новое правило для их новой жизни.
— И не смей целовать Холли после того, как твои губы целовали эту грязную шлюху из Третьего мира!
— Ты мне запрещаешь целовать мою дочь?
— Да. Держись от Холли подальше. — Глаза Бекки сузились до щелочек, полных ненависти. — Держись подальше от моей дочери, грязный кобель.
Билл бормотал что-то, непонятное даже ему самому. Это заставило Бекку поднять голову. Глаза ее покраснели, а на щеках, вместе со слезами, блестели недовытертые сопли.
— Ты разучился внятно говорить?
— Я сказал: Холли — и моя дочь тоже.
Бекка оскалила зубы.
— Твоей шлюхе стоило бы обо всем этом подумать, прежде чем тянуть тебя в постель. Если, конечно, она способна думать. — Бекка встряхнула головой. — Когда собираешься уходить? Сейчас или утром?
— Никогда. — Билл опустил голову.
— Что-о?!
Бекка вскочила и стала мерить шагами их просторную спальню. Билл с горькой усмешкой подумал, что и эта сцена встречается чуть ли не в каждом фильме: разъяренная женщина, мечущаяся среди красивого интерьера.
— Я никуда не уйду. — Он говорил ровно, даже равнодушно. Все эмоции кончились. Он говорил, сам не слишком веря своим словам, как будто право решать теперь принадлежало не ему, а Бекке. — Я никуда не уйду.
Бекка заговорила с ним… даже не как с ребенком, а как с деревенским дурачком.
— Но, Билл… ты нам здесь не нужен.
— Говори за себя. Так и скажи, что тебе я здесь не нужен.
— Да. Ты мне здесь не нужен.
— Но я не хочу уходить.
— Это почему, Билл?
— Потому что я люблю тебя.
— Я сейчас умру от смеха!
— И дочь свою я тоже люблю.
Билл думал, что уж в этом Бекка не посмеет усомниться. Он ошибся.
— Ты любишь свою дочь? А о чем ты думал, когда ложился с этой грязной китайской шлюхой? Или ты вообще не подозревал, как все это ударит по ребенку?
— Ударит? Как?
— Билл, ты что, действительно идиот?! Тесса тебе правильно сказала: рано или поздно эти игры кончаются. И на что ты надеялся? Что я не узнаю? Или, узнав, буду терпеть ради дочери? Может, тебе и в голову не приходило, что я могу развестись с тобой?
Да, такое ему в голову не приходило. Билл запоздало понял, что слишком многое не приходило ему в голову.
— Твои родители не разводились. Твоя мать умерла. Наверное, я скажу страшную вещь, но тебе повезло, Билл. Для детей развод хуже смерти. Да, смерть — это
— Тогда зачем ломать жизнь Холли? Я должен остаться. Если я тебе больше не нужен, я по-прежнему нужен дочери.
— Неужели ты не понимаешь, что это невозможно? — Вопрос был задан уже иным, надломленным голосом. — Билл, как ты мог так жестоко поступить с нами? С теми, кому ты был дороже всего?
Бекка села на постель, оцепенев от горя. Билл не осмеливался протянуть к ней руку. Потом она совладала с собой, вытерла глаза тыльной стороной ладони и сказала:
— Ответь мне на один вопрос, Билл.
— На какой? — спросил он, страшась услышать ее вопрос.
— Тебе это действительно было нужно?
Билл ощутил ее ненависть. Он разрушил свою жизнь с Беккой. Скорее всего, и жизнь Холли теперь бесповоротно изменится. Тоже по его вине. И сколько бы он ни говорил о своей любви к ним, как бы ни просил разрешения остаться, их маленькая семья уже не будет прежней.
— Ничего мне не было нужно, — тихо произнес Билл.
Он верил, что говорит правду. Жена с изумлением глядела на него, пытаясь понять. Она вдруг перестала понимать человека, за которого семь лет назад вышла замуж.
— Билл, неужели нам с тобой было плохо? Неужели наш брак так мало для тебя значил? Брак — это время. Брак — это доверие. Брак… не знаю, что это еще, но я знаю… это что-то такое, чего ты никогда не получишь от шлюшки, которую подцепил в баре. Может, ты считаешь себя… изобретательным? Ловкачом, умеющим жить двойной жизнью, не возбуждая ни малейших подозрений?
— Никем я себя не считаю.
— Какой же ты глупый… — Бекка не слушала его. Ее голос снова начал дрожать, и она держалась из последних сил, чтобы не расплакаться. Прежде, чем расстаться, она должна ему кое-что сказать. — Да, Билл, ты очень глупый. Заурядный кобель — вот в кого ты превратился. Теперь Холли будет жить лишь с матерью. Одним несчастным ребенком на свете станет больше. Она все равно узнает, когда повзрослеет. Не удивлюсь, если она вообще возненавидит мужчин. Такое бывает. И все из-за папочки, который променял дочь на грязную китайскую шлюху.
Билл думал, что Бекка вновь ударит его. Нет. Она была слишком удручена горем. Смята. Раздавлена.
— И во всем будешь виноват ты, — всхлипнула Бекка. — Ты предал нас обеих. Я любила тебя, верила тебе, а ты бездумно растоптал все это. Я вот думаю, почему? Наверное, для тебя это ничего не значило. Время, что мы провели вместе, — чепуха. Все, через что мы прошли, — тоже чепуха. Ты испоганил все хорошее, что было в моей жизни. — Она уронила голову на грудь. Плечи ее затряслись.
— Бекки, не плачь. Прошу тебя, не плачь. — Но она плакала, не в силах остановиться.