Моя подруга всегда против
Шрифт:
– И я умею.
– Нет, не умеешь. Я умею, мама умеет, папа немного умеет, а ты не умеешь.
– Что значит «немного умеет»?
– Ну, ты же не очень хорошо катаешься, правда?
– Неправда. Я хорошо катаюсь.
– Не так хорошо, как мама.
– У мамы больше опыта. Она выросла в Германии, на лыжах с детства стоит. Когда я был маленький, мне негде было кататься на лыжах.
– А что ты делал вместо лыж, когда был маленький?
– На велике гонял, наверное.
– Мама и на велике умеет.
– Нет, я на велике езжу лучше мамы.
– Почему же ты сейчас никогда не ездишь?
– Времени
– Я тоже умею на велике, – заявил Питер.
– Не умеешь, – парировал Джонатан.
– Нет, умею.
– Только на четырех колесах, это не считается. Ой, слушай, Бритни Спирс поет. Пап, тебе нравится Бритни Спирс?
– Нет, Джонатан, я презираю и ее саму, и всю ее систему ценностей. Питер, ты действительно умеешь ездить на велосипеде. Скоро мы снимем боковые колеса.
– Если бы мама ехала на лыжах, а ты – на велосипеде, кто бы победил?
– Я.
И пусть никто не говорит, что я не стараюсь служить сыновьям хорошим образцом для подражания.
Все смотрели на меня с омерзением, и я понял – случилось что-то неладное. Обычно меня просто не замечают, но в то утро коллеги вздумали утвердить меня на роль Иуды учебного центра. Я уже собрался мысленно послать их куда подальше и заняться своими делами – ведь библиотекари способны невзлюбить человека по самым неожиданным причинам, а помощники библиотекарей известны как крайне раздерганные личности, чьи поступки не поддаются логике. Кто знает, может, они глядели на меня исподлобья в знак солидарности с бедствующими детьми третьего мира? Но вскоре я подвернулся Бернарду и все прояснилось.
– Пэл! Вот вы где. – Бернард жестом указал – где.
– Доброе утро, Бернард.
– Я уже начал беспокоиться, вы так и не зашли ко мне вчера.
О боже. Я же обещал зайти к нему после разговора с китайскими студентами, которых я принял за членов триады. Совершенно из головы вылетело. Оставалось чистосердечно признать свою вину.
– Извините, Бернард. У меня живот схватило.
– О не-е-ыт. Но теперь прошло?
– Спасибо, все в порядке. Наверное, это был один из новых вирусов, что вырубают человека на целые сутки.
– Рад, что вы поправились. Кстати, я хотел обсудить с вами День рационализатора…
– Как я уже сказал, не беспокойтесь. У меня все продумано.
– Нет, вы не поняли. Обсудить я хотел вчера, а проводить мероприятие нужно уже сегодня, прямо сейчас.
– Вот черт!
– Ведь вы уверяли, что все организовано, не так ли? Я вас не раз спрашивал, и вы говорили…
– Все готово.
– Точно?
– Да, а почему вы сомневаетесь?.. А-а, понял, потому что я сказал «вот черт». Это такой сетевой жаргон. Когда говорят «вот черт» (опасаясь, что восклицание прозвучало с беспросветным унынием, я подкрепил его жестом: оттопырил оба больших пальца), имеется в виду «полный вперед!». – Я снова показал большие пальцы.
Бернард кивнул. По его лицу было видно, что он искренне старается поверить моим словам.
– Вот черт! – повторил я для пущей убедительности.
– Никогда раньше такого не слышал, – признался Бернард.
– Новая мода.
– Любопытно.
Я понял, что он решил рискнуть и принять мои объяснения. На долю секунды меня окатила
– Пэла Далтона просят пройти к окну выдачи литературы.
– Надо пойти узнать, из-за чего шум-гам. – Я махнул рукой в направлении библиотеки.
– Разумеется. Только ненадолго. Автобус уже ждет на улице. Отправление через десять минут.
Автобус отвезет нас туда, где Бернард на весь день застолбил большую аудиторию или конференц-зал, куда-нибудь подальше, у университета есть корпуса чуть ли не по всему городу. За учебным центром останутся присматривать дежурные, понадерганные из других отделов. Они нарочно палец о палец не ударят, чтобы в следующий раз их не отрывали от важной работы в своих отделах, а наши по возвращении раздуют историю еще больше, демонстрируя, что управление работой учебного центра – крайне сложная задача, которую нельзя поручать дилетантам. Но отвертеться все равно не получится. Бернард полагал, что проведение мероприятия за стенами учебного центра позволяет сосредоточиться и работать без помех, однако подлинная причина заключалась в том, чтобы отрезать людям пути к бегству.
Я рысью устремился к окну выдачи литературы. Джеральдин, помощница библиотекаря, посмотрела на меня как на растлителя малолетних, в придачу опрокинувшего банку с краской на подол ее подвенечного платья за пять минут до начала брачной церемонии.
– Извините за беспокойство. Вы, конечно, очень заняты, готовя для нас полезные мероприятия…
– Я сам не знал, что День рационализатора проводится сегодня, – прошипел я. – Меня Бернард заставил, я…
– Просто выполняем приказ, да? Не надо передо мной извиняться, Пэл. Бог вам судья. Тут с вами какие-то люди хотели поговорить, сказали, что по важному делу. – Она кивнула на двух китайцев приличного вида, которые стояли рядом с окном, бесстрастно на меня поглядывая.
Я издал стон, зародившийся у самых коленок.
– Спасибо, Джеральдин. Преогромное спасибо.
Сквозь звон в голове тоненький голосок нашептывал, что они могут оказаться еще одной парой обычных студентов, но даже наиболее оптимистично настроенные участки мозга уже не верили утешениям. Возраст – не показатель принадлежности к студентам УСВА, у нас полно немолодых студентов, людей, которых послали на курсы переподготовки и т. п. Но всем студентам, независимо от возраста и социального происхождения, был присущ определенный уровень неряшливости. Эти двое были одеты не по-студенчески аккуратно.
Я подошел к китайцам или, точнее, подполз:
– Чем могу помочь?
– Вы – мистер Пэл Далтон?
– Боюсь, что так.
– Хорошо. Наш начальник, мистер Чанг Хо Ям, предупреждал вас, что мы заедем?
Я догадался, что говорить будет только один из них, тот, что был пониже, других отличий между китайцами я не заметил. Одинаково безупречные костюмы, одинаково безучастные физиономии.
– Да, я вас ждал.
– Может, пройдем в ваш кабинет?
– Э-э… Сейчас не очень подходящий момент.