Моя подруга всегда против
Шрифт:
– До переезда осталось всего ничего. Не забывай, что на следующей неделе мы уже будем в Германии.
– Какая разница… – Я закончил фразу неопределенным жестом.
– Ладно. Может, ты и прав. – Слова Урсулы отозвались в моих ушах тихим щелчком взводного механизма, который слышит солдат, наступивший на противопехотную мину. – Тогда разморозь холодильник.
– Не-е-е-е, – заморгал я.
– Его необходимо разморозить перед отъездом, ясно же. Я уже освободила морозилку.
– Но почему я?
– Твоя очередь. Я размораживала в прошлый раз.
– С чего ты взяла?
– Неужели
– О-о-о-о! – сник я.
– Шевелись, – наседала Урсула. – И так уже поздно.
Если человек сознательно затягивает мытье посуды, значит, дело совсем дрянь. Я даже помыл противень. Урсула задумала акцию давно, судя по тому, что отключила холодильник заранее и обложила его кухонными полотенцами, чтобы те впитывали ручейки влаги, – тоже мне оптимистка. Талые воды все равно прорвут преграды из полотенец и зальют пол кухни. Злобный нрав морозилки давал о себе знать и после отключения от источника энергии.
Демоны безумия, населяющие мир размораживаемых холодильников, исподтишка осаждали мой разум. Я поставил в морозилку миску с кипятком, и он замерз прямо у меня на глазах. Толстый слой льда издевательски смеялся мне в лицо. Я наливал миску кипятком несколько раз, теряя веру в законы физики и стараясь оттянуть последний решительный бой, который – я знал – все равно был неминуем. Прикинув, что шансы погибнуть или оказаться в больнице невелики, я подвесил перед морозилкой фен для сушки волос и врубил его на максимум. Холодильнику хоть бы хны, я же состарился на сорок минут. В конце концов, я поступил так, как на моем месте поступил бы каждый. Выбрал в ящике кухонного стола нож, не слишком погнутый от использования в роли отвертки, и приспособил его под ледоруб. Когда Урсула занята работой по дому, мне достает такта и воспитанности просто сидеть, смотреть телевизор и не мешаться под ногами. Но когда я что-то делаю, она всегда суетится, торчит у меня за спиной и поучает.
– Не надо ножом, морозилку испортишь.
– Не испорчу.
– Нет, испортишь.
– Нет, не испорчу. Я осторожно.
Лед я долбил быстрыми энергичными тычками, при каждом ударе ножом меня осыпала туча мелких осколков.
– Смотри, там подо льдом провода.
– Вижу.
– Ты их сейчас перережешь.
Мне удалось засадить нож под один из пластов льда. Используя проклятия как рычаг, я попытался сдвинуть его с места. Пласт кряхтел и поскрипывал, но не поддавался.
– Не перережу.
– Нож не погни. Это один из наших лучших ножей.
– Я тебе новый куплю.
– Он из набора.
– Тогда куплю новый чертов набор.
– Это особенный набор, его мне бабушка подарила.
– Может, тогда сама попробуешь? Сделаешь по-своему.
– Не злись.
Я был весь покрыт тающими льдинками. Мокрые руки обрели цвет сырого мяса. От долбежки болела кисть. Мне явно предстоял по меньшей мере еще час каторги.
– Я не злюсь!
Отвалилась первая глыба льда. Она грохнулась об линолеум и разлетелась на десять миллиардов мелких кусочков.
– И постарайся не устраивать бардак, –
Мои пальцы стиснули рукоятку ножа.
– А не прогуляться ли тебе?
– Куда?
– До Италии. Как минимум до Италии.
– Кажется, начинать надо было сверху.
– Спасибо. Очень ценное замечание.
– Кстати, ты помнишь, что нам понадобится транспорт для перевозки вещей? Ты еще не договорился? Время поджимает.
– В данный момент я занят холодильником! Ты хочешь, чтобы я бросил разморозку и начал договариваться о транспорте?
– Нет, я просто напомнила. На случай, если ты забыл.
– Я не забыл.
– А жильцов нашел?
– С ними я разобрался.
– Вот как? Мне ты ничего не сказал.
– А что тут говорить?
– Я должна знать. Вечно ты так. Все втихаря норовишь провернуть.
– Потерпела бы немножко, и я бы сам все рассказал без наводящих вопросов.
– Ну и кто же наши жильцы?
– Да какие-то девушки.
– Откуда ты их знаешь?
– Они учатся у нас в университете.
– А почему девушки?
– Э-э… уродились они такими, видимо.
– Ты прекрасно понял, о чем я. Почему ты выбрал девушек?
– Ты о чем? Им требовалось жилье, тут подвернулся я, они вроде нормальные, что еще надо? Какая разница, девушки они или парни?
– Для тебя разница, очевидно, есть.
– Да ну?
– Тогда почему ты сказал «девушки»? Почему не сказал «учащиеся»?
– Ты бы немедленно спросила, какого они пола. Я постарался сразу дать тебе исчерпывающую информацию.
– Симпатичные?
На самом деле потрясающие – все три. Обычно Колин Роубон трудится три года не покладая рук, чтобы довести студенток-гуманитариев до конкурентоспособного состояния, но эти столь ярко выделялись на общем фоне, что Колину наверняка приходилось приглушать их обаяние. Кандидатки в жилички состояли сплошь из сияющих глаз и непокорных темных прядей. Они искрились как шампанское, загадочно улыбались, бретельки кокетливо соскальзывали с их плеч. От них можно было ожидать чего угодно.
– Я не особо присматривался.
– Значит, несимпатичные?
– Повторяю, я не присматривался.
– Ты? Ты не присматривался? Ха!
– Для меня главное – сдать дом.
– Так симпатичные или нет?
– Я не…
– Симпатичные?
Я тихо выдохнул и покачал головой, изображая удивление:
– Ну, нормальные, на мой взгляд. Средние.
– Ах ты, кобель! Стоит восемнадцатилетним англичанкам улыбнуться, и ты уже готов отдать им наш дом. С ума сойти!
– Им уже по двадцать, в общем-то.
– Отлично. Значит, уже можно переспать.
– Я не собираюсь с ними спать, они всего лишь снимают у нас дом. Господи. Если уж на то пошло, с какой радости они станут со мной спать?
– Ты – сотрудник университета, они – студентки, ты для них типа начальник.
– Я работаю в биб-ли-о-те-ке. На всей планете Земля я никому не начальник. Для твоего сведения, правильным ответом было бы: «Потому что ты, Пэл, остроумный и привлекательный мужчина, не лишенный сексуальной притягательности».