Мстислав Великий
Шрифт:
Все русские князья почувствовали себя обманутыми — все, кроме детей самого Владимира Мономаха. Пройдёт время, умрёт Мономах, его место займёт Мстислав и не допустит, чтобы великое княжение уплыло из рода Мономашичей. Кому он отдаст власть — брату Ярополку или сыну Всеволоду, — уже не важно. Важно, что к тому времени прочие князья превратятся в его подручников, будут держать не родовые вотчины, а те столы, которые им предоставят в кормление. А то и вовсе сгонят. Вот судьба Мстислава Городенского, сыновца Давыда Игоревича! Ушёл ведь молодой княжич с Руси, подался к крестоносцам, воевать за Гроб Господень, потому
По крайней мере двое решили бороться. Это были Всеволод Олегович и Ярославец Святополчич. Но если первый решил выждать, то второму ждать было некогда.
Старший сын Ярославца, Вячеслав, родился от польской княжны, сестры короля Болеслава. Хотя молодая княгиня умерла вскоре после родов, Болеслав сохранял связь с волынским князем. И сейчас в княжеских палатах сидел посланный от короля Пётр Власт. Был он молод, горяч, скор на подъем и хорошо говорил по-русски.
— Король Болеслав не сомневается в дружбе с князем волынским и продолжает считать его своим родственником. Он желал бы видеть в гостях своего племянника Вацлава, — имя Вячеслава Пётр произнёс по-польски. — Но он боится, что князь Ярослав стал слишком связан с князем Владимиром Киевским.
— Не связан! — ответил Ярославец. — Нет меж нами ничего. Я сам по себе, а Мономах сам по себе.
— Но ты женат на его внучке, Елене!
— Се не я был женат — се отец мой желал дружбы с Мономахом ещё в бытность свою великим князем. А ныне отца нет и дружба врозь!
— Владимир Мономах силён, хитёр и жесток, — кивал Пётр. — Он заботится только о своих сыновьях, а о других князьях русских ему дела нет. Он был силён, а сейчас, когда рядом с ним Мстислав, стал ещё сильнее. Кто сможет противостоять ему? Есть ли на Руси такая сила?
Ярославец молчал, перебирая в уме князей. Всеславьичи сильны, но передрались меж собой и слишком увязли в войне с ятвягами и зимеголой. Черниговские князья тоже в розмирье. Ольговичи дядьёв не уважают, да и нет у Давида и Ярослава такой силы, чтоб крепкой рукой соединить весь род. Олег Святославич мог бы. За ним бы Ярославец сам пошёл, не задумываясь. Да где он?.. Всеволодко Городенский? Даже вспоминать не хочется. Он один и накрепко привязан к Мономаху женитьбой... Ростиславичи? Во-первых, они враги ляхам, во-вторых, после ослепления Василька братья растеряли свой пыл. Живут тихо-мирно, обороняют свои рубежи от врага.
— Нет такой силы, — угадав мысли князя, подсказал Пётр Власт. — Тому, кому не по нраву Мономах и Мономашичи, неоткуда взять подмоги, кроме как в иных землях. Король Болеслав помнит о старом родстве и прежней дружбе. Ты, князь Ярослав, писал ему, просил совета и участия. Вот он и ответил.
— Рад слышать это, — кивнул Ярославец. — В свой черёд и я не забуду этой услуги.
— Поручил мне король Болеслав переговорить о нашем общем деле. У обоих вас есть на Руси враги. И против них должны вы действовать вместе.
— Кто же здесь может угрожать королю польскому?
— Соседи твои, Ростиславичи. Издавна они стояли против польских королей. То Володарь, то Василько воевали наши земли. И сейчас они по-прежнему вынашивают чёрные думы. Вспомни — сговаривался уже Василько Теребовльский с Владимиром Мономахом. А ныне Володарь с ним породнился. Чует, что нет у Ростиславичей прежней силы — лета не те, да и пожиже кровь у Володаря против брата его младшего. Червенские города, Перемышль да Ярослав, наши суть волости. Володарь — союзник Мономаха. Ежели мы разобьём Володаря, слепец Василько не сможет нас одолеть, а ты ослабишь Киев. А король Болеслав тебе в этом поможет...
— Если я прежде помогу ему разбить Ростиславичей, — докончил Ярославец.
Оба замолчали, один обдумывая услышанное, а другой давая время на раздумья. Нежданный союзник, польский король, был очень кстати. В своё время поляки не раз помогали предкам Ярославца — что Изяславу Ярославичу, что Святополку Изяславичу. Негоже отрекаться от старых друзей. А вдруг в самом деле дрогнет Мономах? Он не молод, говорят, зимой хворал. После его смерти настанет пора княжить либо ему, Ярославцу, либо кому-то из князей Святославова корня. Но кому, коли Давид Черниговский ещё дряхлее Мономаха, у Ярослава Муромского на юге Руси ни сил, ни друзей, а Ольговичи лишились поддержки отца? Остаётся он, князь Владимиро-Волынский. Наследник дел отца и деда своего. Эх, был бы жив брат Мстислав — всё легче. О других братьях, Брячиславе и Изяславе, Ярославец не думал — слишком юны годами. Одна надежда — сын Вячеслав.
— Я рад, что польский король помнит о нашей дружбе. Его предложение очень дельное. Я согласен его принять. Сейчас пока ещё лето. Осенью соберём войска и пойдём на Ростиславичей.
Довольный, обнадеженный, Пётр Власт уехал в Польшу, а Ярославец занялся подготовкой рати. Но шила в мешке не утаишь. Хоть и тайно действовал, нашлись во Владимире длинные языки и чуткие уши. Кто из бояр донёс, желая выслужиться перед Мономахом, не известно, но в конце лета во Владимир-Волынский прибыл от Владимира Всеволодовича посол.
Взглянув на него, Ярославец почувствовал, как внутри поднимается волна гнева. Перед ним стоял отцов боярин Славята. Много лет назад, ещё до памятного Любечского снема и Волынской усобицы, унёсшей жизнь Мстислава Святополчича, Славята вместе с Ратибором и его сынами в Переяславле тайно, ночью, порешил половецких ханов Итларя и Китана. После этого он зачастил в Переяславль, с выгодой женил сына на дочери одного из тамошних бояр и после вокняжения Мономаха переметнулся к нему. Поседелый, грузный, похожий на медведя в тёмной шубе, он вперевалочку прошествовал по палате и махнул Ярославцу поясной поклон.
— Здрав будь, князь Владимиро-Волынский, Ярослав Святополчич.
— И ты здравствуй, Славята, — сдержанно отозвался тот. — С чем пожаловал?
— Поклон у меня и наказ тебе от великого князя Владимира Всеволодича Мономаха. Поелику он есть великий князь и прочим князьям заместо отца и старшего брата, то говорит он тебе: оставь ляхов, не куй крамолу на князей Ростиславова дома, живи мирно в своём уделе и не желай земли ближнего своего.
— Эва, как загнул! Ну чисто по Писанию глаголешь, Славята! — усмехнулся Ярославец. — А боле ничего не велел приказать мне Мономах? Может, и в семейную мою жизнь он нос сунет?