Multi venerunt, или Многие пришли
Шрифт:
– Какая разница, катарка она или католичка? У неё доброе сердце, и она очень красива. Вот только плохо, что падре Себастьян на неё положил глаз. После того, как меня спасли добрые рыбаки, они посоветовали мне не оставаться на одном месте. Я стал путешествовать из одного катарского селения в другое. В одной из деревень я познакомился с девушкой, которую зовут Оливией. Тем временем падре Себастьян во главе папских солдат продолжал рыскать по катарским деревням. Однажды, когда я уже покинул ту деревню, падре Себастьян с солдатами
– Хватит клеветать на падре Себастьяна! – возмутился Жиральд.
– Неужели ты думаешь, что падре Себастьян – святой? – удивился Жером. – Всем известно о его пристрастии к красивым молодым женщинам.
– Известно, что вы, катары, всегда возводите напраслину на католиков, – сказал Жиральд.
– Падре Себастьян ещё хорошо обошёлся с Оливией. Видно, он лелеет надежду, что полюбовно овладеет ею, – вступил в разговор Этьен.
– В общем, я собираюсь отыскать тот монастырь, где томится Оливия, а для этого мне надо переговорить с падре Себастьяном. Кстати, знайте, что Себастьян только временно замещает кюре в Монтэгле. На самом деле он носит сан не ниже епископа и часто бывает в Риме, припадая к ногам Папы, – поведал Жером.
– Неужели только желание пообщаться с падре Себастьяном привело тебя в наши края? – спросил Жиральд.
– А про остальное не надо никому знать, – уклончиво ответил Жером.
– Ладно, сын. Забудем всё, что я тут наговорил. У меня уже спал жар. Да и горло уже не так болит. Вроде мне и вправду полегчало. Твой друг мне помог. Он хороший лекарь, – признался Жиральд.
– Я должен помогать людям, – сказал Этьен.
– Может, всё-таки, выпьете вина, молодые люди? – предложил Жральд.
– Спасибо, но мы пьём только вино, сильно разбавленное водой, и то, только когда простудимся, а сейчас мы здоровы, – отказался Жером.
– Не пойму, зачем надо портить вино, разбавляя его водой, и чем доброе вино может навредить человеку? – ворчливо произнёс Жиральд.
– Мало того, что к пьяному человеку приходят бесы, так вино ещё развязывает язык, – ответил Жером.
– Человека, выпившего кружку доброго вина, посещают добрые ангелы, а вовсе не бесы! – воскликнул Жиральд и добавил:
– А вот насчёт того, что вино может развязать язык лучше любых раскалённых щипцов, это уже давно всем известно.
– Вот потому мы и не станем пить вино, – сказал Жером.
– Но разве человеку, в голове которого есть только благородные и чистые помыслы, стоит опасаться, что, выпив вина, он станет более красноречив? – спросил хозяин, взглянув на старшего сына.
– Мы уже сыты, – спокойно произнёс Жером. – Нам надо отдохнуть.
– Ты будешь спать в своей комнате, Жером, а Этьену найдётся место в комнате под
Жиральд попытался подняться с постели.
– Тебе не стоит вставать, – остановила его супруга.
– Дай мне вина, Аннет! – потребовал Жиральд, усаживаясь на кровати.
Винодел прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Аннет налила из кувшина вино в кружку. Тут Этьен достал из кармана полотняный мешочек.
– Больному сейчас надо уснуть, – сказал Этьен и, развязав мешочек, высыпал в кружку белый порошок.
Аннет поднесла кружку мужу.
– Выпей и ложись! – сказала женщина.
Жиральд встрепенулся, приоткрыл глаза и, приняв из рук Аннет кружку, залпом выпил вино.
– Я не собираюсь спать, – мотнул головой Жиральд, передавая опорожнённую кружку супруге. – Мне интересно побеседовать с молодыми людьми.
Язык у Жиральда начал заплетаться. Вскоре он повалился на бок и захрапел.
– Хорошее у тебя снадобье, лекарь. Им давно надо было угостить Жиральда, – улыбнувшись, сказала Аннет.
– Может, ещё немного поговорим? – с надеждой спросил Грегуар, заинтересовавшись рассказами старшего брата.
– Нет. Я слишком устал, – ответил Жером.
Грегуар направился в свою комнату и, не раздеваясь, лёг на кровать. Ему не спалось. Ливень не прекращался. Грегуар лежал и прислушивался к завываниям ветра и шуму проливного дождя. Потом ему надоело лежать. Он встал и направился к старшему брату. Впервые за долгие годы Жером ночевал в своей комнате, пустовавшей долгие годы. Грегуар отворил заскрипевшую дверь.
– Ты не спишь, Жером? – прошептал Грегуар.
– Не сплю, – недовольно произнёс старший брат. – Ну что ты встал? Проходи, если пришёл.
Грегуар зашёл в комнату и затворил за собой дверь. В помещении было темно. Только вспышки молний за окном, время от времени, освещали её. Кроме кровати, стоявшей возле стены, здесь не было никакой мебели. За стеной слышался гул протекавшей возле дома бурной реки.
– Присаживайся и говори, зачем пришёл, – сказал Жером, усаживаясь на кровать.
При вспышках молний, Грегуар заметил, что Жером тоже лёг спать в одежде. Грегуар присел на край кровати и спросил:
– Скажи, о чём ты не хотел рассказывать отцу?
– Какой же ты хитрый, малыш! Неужели ты решил, что тебе я уж точно раскрою цель нашего с Этьеном путешествия?
– Я уже не маленький. Но если не хочешь, не рассказывай, – буркнул Грегуар.
– Не надувайся, как жаба. В детстве ты был похож на жабу, когда обижался, – сказал Жером.
Грегуар вспомнил, как часто в детстве старший брат его дразнил и смеялся над ним.
– Ты решил снова, как прежде, посмеяться надо мной? – обиженно спросил Грегуар.
– Нет. Просто я вспомнил те давние годы, когда я был счастлив в Монтэгле, – произнёс Жером. – Я нисколько не хотел тебя обидеть.