Мумия
Шрифт:
– Слышали, что он сказал? Ну-ка, тащите сюда свои задницы!
Феллахи, бормоча что-то между собой и тревожно переглядываясь, попятились назад.
– Мистер Дэниэлс, – осторожно начал Чемберлен. – Не подумайте, что я выказываю неуважение, но позвольте заметить вам вот что. Вы больше похожи на сержанта, муштрующего новобранцев. Но сейчас очень деликатный момент. Им надо спокойно и разумно объяснить, что от них требуется.
Отстранив Дэниэлса, египтолог сам выступил вперед. Громко и отчетливо он произнес перед феллахами на арабском языке речь такого содержания: если трое из них сейчас же добровольно не выйдут вперед, то он, властью, данной ему небом, нашлет на непокорных страшное древнее проклятье. От него не только они, но и все члены их семей будут иссыхать, пока их не настигнет смерть.
Вокруг установилась мертвая тишина. Нанятые египтологом рабочие молча переваривали услышанное.
Затем трое из них, с ломиками и руках, опустив головы, выступили вперед. Они нехотя двинулись к основанию статуи, а остальные отступили еще на несколько шагов и там сгрудились, словно стадо перепуганных овец.
Чемберлен указал добровольцам, где именно следует встать, и куда воткнуть острия ломиков. Используя их как рычаги, феллахи должны были поддеть плиту в основании статуи с боков и сверху.
Как только арабы изготовились к работе, Бени предусмотрительно сделал несколько шагов назад. Заметив это, Хендерсон последовал его примеру. Бернс и Дэниэлс поступили так же. Чемберлена это немного позабавило. Оказалось, что с виду несокрушимые и неуязвимые солдаты удачи были столь же трусливы и суеверны, как темные феллахи.
Встав сбоку статуи, египтолог принялся командовать рабочими:
– Навались!
Трое добровольцев нажали на воткнутые в щели ломики.
Вздохнув, профессор на арабском языке объяснил, что тем следует поднапрячь мышцы, а не создавать видимость усилий, чтоб их...
– Навались! – снова крикнул он.
На этот раз феллахи с силой надавили на рычаги. Казалось, древняя плита подалась и почти тронулась с места.
– Навались!
После еще одного могучего усилия плита зашаталась в своем гнезде.
– Навались!
Напрягая все силы, феллахи сдвинули плиту почти на полдюйма.
В тот же миг из образовавшихся щелей вокруг каменного блока брызнула какая-то жидкость. Вырвавшись из-за плиты, она туманом обволокла троих стоящих у постамента рабочих.
Феллахи завопили на разные голоса, словно целый нестройный хор, запевший оду агонии, ужасу и боли. Жидкость, оказавшаяся концентрированной кислотой, обдала арабов, растворяя их одежду, обжигая кожу и превращая плоть в подобие расплавленного воска. Прежде чем несчастные рухнули на каменный пол замертво, они представляли собой почти скелеты.
Оставшиеся в живых копатели уже давно сбежали, и их полные ужаса крики эхом разносились по лабиринту. Чемберлен, троица американцев и их проводник замерли на месте. Сами они предусмотрительно отошли на такое расстояние, что капли смертоносного аэрозоля не коснулись их. Теперь все пятеро с ужасом взирали на кучки человеческих костей, еще исходившие едким паром. Плита у подножия статуи вновь вернулась на место.
Загорелые лица крутых янки побелели от страха. Бени закрыл лицо руками и трясся так, что его колени стучали друг о друга, а зубы выбивали лихорадочную дробь.
– Интере-е-е-сно, – протянул Чемберлен, опять принимаясь мять пальцами подбородок. – Что скажете, джентльмены? Будем продолжать?
О'Коннелл, вооружившись долотом, отковырнул с потолка первый камень. Джонатан, стоящий рядом, проделал то же самое. Эвелин держала факел, светя мужчинам, так как невысокий рост не позволял ей присоединиться к ним. Так как заняться ей было нечем, а стоять без дела не хотелось, она начала с энтузиазмом делиться с партнерами своими знаниями из истории Древнего Египта и рассказывала им о процессе мумифицирования.
– Древние египтяне верили в переселение душ, – говорили она. – Кроме того, они считали, что дух умершего человека может бродить во Вселенной тысячи лет, а потом вернуться на Землю с тем, чтобы попытаться снова войти в свое тело. Вот почему для них было так важно сохранить тело «целым и невредимым».
– И что же, если обмотать тело бинтам и, разве оно таким и останется? – удивился Джонатан, продолжая орудовать долотом.
– Ну что ты! Бинты – только малая доля того, что им приходилось делать с покойными. Внутренности, например, удалялись через разрез, сделанный сбоку. Затем органы тщательно вычищали и обмывали пальмовым вином. После этого их покрывали ароматическим камедным клеем и клали на сохранение в сосуды, украшенные драгоценными камнями. Так поступали с почками, печенью и легкими. Сердце удаляли у тех, кто был при жизни... порочным и нечестивым, что ли. Брюшная полость заполнялась кассией, миррой и другими благовониями, зашивалась, и все тело пропитывалось... каким-то составом, похожим на углекислую соль натрия, в котором находилось в течение сорока дней. И только потом оно заматывалось в мягкие льняные бинты, чтобы получилась мумия.
– А мозги они оставляли? – поинтересовался О'Коннелл, взглянув на Эвелин.
– Ой! Я же совсем забыла рассказать про мозг! – спохватилась девушка. – Мозг извлекали при помощи острого, раскаленного докрасна щупа.,.
Джонатан поморщился:
– Пожалуй, это уже излишняя информация. Нам вполне хватило того, что ты уже успела рассказать.
– ...который просовывали в ноздрю. Мозг разрезался этим щупом на куски, которые потом специальным крючком извлекали из ноздрей.
– Наверное, это очень больно, – заметил О'Коннелл.
Эвелин усмехнулась:
– Ничуть. Мумифицируют только мертвых.
– Такие процедуры пробудили бы и мертвого.
– Я бы уж точно насторожился, – поддакнул Джонатан.
Эвелин закатила глаза:
– Вы ведете себя, как школьники. Как там идут дела? Есть сдвиги?
И как будто в ответ на ее вопрос сверху обвалился целый фрагмент потолка, и в зал грохнулся огромный камень, разбившись при этом на тысячу кусков. О'Коннелл вовремя успел отскочить в дальний угол помещения, увлекая за собой девушку. Джонатан столь же удачно отпрыгнул в противоположном направлении.
Они еще не успели прийти в себя после случившегося, как в образовавшееся отверстие к ним соскользнул массивный гранитный предмет. Вместе с ним сверху посыпались мелкие камушки. Гранитный монолит приземлился с таким невероятным грохотом, что вся комната сотряслась от его падения, а некоторые камушки раздробились в пыль, которая тут же туманом распространилась по всему залу.
Откашливаясь и осторожно вставая на ноги, временно ослепленные неожиданной пыльной бурей, все трое не без опаски приблизились к незнакомому предмету. О'Коннелл поднял с пола все еще горевший факел, который выронила Эвелин при падении.