Мурлов, или Преодоление отсутствия
Шрифт:
Вишневый джип приезжал каждый день и мужчина средних лет поднимался на четвертый этаж и смотрел ход ремонта. Внизу он отряхивался и уезжал до завтра.
На смену грохоту, шуму, пыли и сварочной гари пришли дикий визг пилы, дрели, точила, стук молотков, шкрябанье скребков и прочий набор гнусных звуков, как выражаются торговые работники, в ассортименте. Это был апофеоз симфонии перестройки. Как выразился любитель Вивальди и Россини Пендюрин: «Шостакович, помноженный на Губайдулину».
Потом опять таскали снизу вверх и сверху вниз, гремели и били, стучали
Но вот стали постепенно стихать грубые и громкие звуки, им на смену пришли тоненькие, короткие, завершающие. Снова приехали парой «Мерс» и «Чероки», снова поднялись наверх полный мужчина, полная женщина и поджарый хозяин квартир. Они были в отличном настроении, смеялись и много говорили друг с другом.
Потом несколько дней привозили и таскали наверх роскошную деревянную мебель, аппаратуру, коробки и тюки. Федула на пятый день с утра приотворила дверь, чтобы встретить нового жильца прямо на лестничной площадке третьего этажа.
Мужчина средних лет приехал на этот раз часа на два позже, около обеда, и Федула его едва не проворонила. Он уже стал заворачивать на четвертый этаж, когда в спину ему прокаркало:
– Гражданин! Я вам, вам! Вы из сорок третьей?
– Да. И из сорок четвертой, – слегка улыбнулся мужчина.
– Можно побеспокоить вас на одну минутку?
– Да, пожалуйста. Что вам угодно?
– Спуститесь, пожалуйста, вниз, мне трудно глядеть вверх.
Мужчина поколебался мгновение и спустился.
– Я здесь ветеранка. Живу в этом доме с тридцать седьмого года, – Федула выжидающе посмотрела на мужчину. Тот кивнул ей. Мол, ну, и что из того? – А то, – сказала Федула, – что я знаю все обо всех, но не для всех, – и она снова выжидающе посмотрела на новосела.
– Я вас понял, – сказал понятливый мужчина.
Федула зашептала:
– В тридцать седьмой квартире живут мать с дочкой. Обе одинокие и обе принимают у себя клиентуру. Причем иногда одну и ту же. Но за разную цену. Мать работает в налоговой полиции, в отделе…
– Простите, уважаемая… как вас величать?
– Зовите просто Федула. Бабка Федула. Меня все так зовут.
– Хорошо, я буду звать вас так. Бабушка Федула, давайте мы специально поговорим на эту тему в другой раз. Меня она очень интересует, мы посидим у меня, попьем чайку, а если пожелаете, чего и послаще. А сейчас, извините, я вынужден быть через сорок минут в другом месте. Это далеко отсюда.
Федула пошамкала ртом, но была вынуждена согласиться с аргументами нового соседа.
– Не забудьте же!
– Ну, что вы! Что вы, как можно? Всего хорошего!
Когда мужчина спускался вниз, в руках он держал бутылку. Он остановился в нерешительности возле двери 42-й квартиры. Дверь тут же отворилась и на ее пороге с очаровательной улыбкой нарисовалась согбенная годами наблюдений возле дверного глазка бабушка Федула.
– Это вам, – протянул мужчина бутылку. – Сладкий ликер. За знакомство. Золотинку сдерете, а крышечка отвинчивается.
Федула цепко схватила бутылку и поклонилась соседу. Во
В среду и четверг новая бригада привела в порядок подъезд, все починила, поправила, покрасила, вставила новую входную дверь с новым импортным домофоном и даже залила асфальтом площадку перед самым подъездом.
В пятницу жильцы пятого подъезда, встречаясь друг с другом, улыбались и шутили, как будто был праздник, вроде первого мая в старые добрые времена.
В субботу Кукуевы на дачу не поехали, а устроили генеральную уборку в квартире. За лето жилье стало напоминать сарай в казахской степи. Убирали с подъемом и очень тщательно, как будто этой своей уборкой подводили жирную черту под большим отрезком прожитой жизни.
Поскольку уборка была связана прежде всего с водой, ею занималась Галина. Вась-Вась же, выполнив основные тягловые упражнения, занялся приготовлением в зиму заготовок. В пятницу они в два рейса привезли с дачи два мешка кабачков и синеньких, несколько ведер сладкого перца, лука, помидоров, моркови, чеснока и по охапке петрушки, укропа, хрена и киндзы.
С утра день выдался тихий, ясный и теплый. Галина в красном купальнике драила палубу их семейной посудины, а Василий в трусах захватил камбуз. Дети, как всегда, были за бортом семейных забот. На плите в двух эмалированных ведрах одновременно варились лечо и абза. Первая утренняя двухведерная порция уже была разлита и закручена в трехлитровые банки. Для второй (обеденной) порции Кукуев настругал, нарезал, нашинковал, прокрутил на мясорубке лук, морковь, чеснок, перец, помидоры, ранетки, зелень и сейчас мешал эти колдовские смеси № 1 и № 2 длинной поварешкой, чтобы не подгорало дно. Сегодня Вась-Вась должен был заготовить шесть ведер острой закуски. Всюду валялись листья, обрезки, куски, и Кукуев едва не расшиб себе голову, поскользнувшись на луковой шелухе.
– Надо осторожнее, осторожнее надо! – напевал он сам себе и то и дело поглядывал в окно.
Там стояло много иномарок с приехавшими гостями. Все гости были нарядные, гладкие и сытые, даже те, кто был худ и жилист. Это как-то сразу бросалось в глаза, как их неотъемлемое качество. Вроде как черный цвет черной икры или красный – красной. Потом иномарки уехали до определенного часа.
– Мне абзу, лечо мне. Мне абзу, лечо мне, – напевал Вась-Вась, а выглянув в окно, допевал: – А вам – хрен!
Абза и лечо были фирменными заготовительными блюдами Кукуева. Еще полчаса и последние два ведра будут готовы.
– Мне абзу, лечо мне, а вам, – Кукуев поглядел в окно, – хрен!
В коридоре что-то громко хрустнуло.
– Гал! Что ты там? Ударилась? – весело крикнул Вась-Вась.
В ванной шумела вода.
– Чего? – высунула голову Галина.
– Ударилась, что ли?
– Чего?
– Ударилась, говорю?
В это время хрустнуло второй раз, где-то в коридоре.
– Во! Слышишь? – все еще весело крикнул Кукуев. – Погляди, что это там? Я мешаю.