Музей нашей жизни
Шрифт:
– Я не хочу караулить на дороге старьёвщика! – резко ответила Натали.
– Тогда отвезем их в город? Я знаю одного человека, он может купить, – предложила Мари.
– Вот ещё! Лучше сжечь!
– Сейчас будет сильный запах.
– Правда?
– Ещё какой! Правда, в этом доме сквозняки сделают свою работу быстро, – сочувственно произнесла Мари.
Вспышка гнева дочери вполне ожидаемая, вполне обоснованная, нашла у матери понимание.
Спустя несколько минут Мари разрезала ножом подошедшее тесто на булочки. Натали сидела напротив неё. Большой длинный стол занимал почти всё пространство кухни. Она следила за движениями матери, наблюдая за выражением лица.
Мари пристально посмотрела на свои руки в муке. Они так испортились за последнее время. Все попытки исправить ситуацию заканчивались поражением. Даже с домом она прогадала. Весной она планировала вырастить рядом с домом зелень и овощи. На деле получилось иначе. Из семян почти ничего не взошло. Земля совсем сухая и пустая. Лишь только два хилых деревца раскачивались позади их дома от каждого движения ветра.
Летом немного радовали заросли дикой малины, обнаруженные около развалин одинокого старого дома по дороге в Рен. Только в начале своего заселения они наслаждались своим переездом.
Такая огромная разница против маленькой квартиры со скрипучей винтовой лестницей в подъезде. Там с трудом вмещались остатки их вещей. “Какая дикость! Какой-то ночной кошмар! – глядя на тесто говорила себе Мари. – Я превратилась в кухарку!”.
Дочь наблюдала, как мать крутит в ладонях тесто, придавая ему круглую форму. Мари не скрывала своего раздражения. С правой стороны лба, вздувалась вена. Через две недели дочери исполнялось 15 лет.
Натали стало невыносимо жалко их обоих. Зажатые обстоятельствами бедняки. Убогая кухня с таким огромным неуклюжим столом. Маленькими глотками она пила настоявшийся лавандовый чай, окуная ложку в остатки мёда в банке. “Как же сегодня было холодно! – сказала она про себя, поглядывая на мать. – Ненавижу эти ломбарды. Все украшения там со следами слёз”. Вдруг она сказала: “А эта книга, эта книга для бедных девушек”.
– Повтори, пожалуйста! – попросила Мари, отвлекаясь от своих мыслей.
– “Дамское счастье” написано для наивных девушек. Мужчины такое точно читать не будут. Без хорошего приданного, никаких шансов у девушки нет!
– У меня было отличное приданное!
– Ты – исключение, уникальный случай! – шутливо заметила Натали.
– Твой дед отозвался бы иначе, но спасибо за поддержку!
– Просто ты как граф фон Цеппелин! Он тоже заложил фамильные драгоценности!
– Вдохновляющее начало!
– Вначале его дирижабли не хотели летать. В него уже никто не верил, – продолжала она c жаром, стремясь подержать мать. – И всё-таки они полетели!
– Есть только один момент! – прервала дочь Мари, – мы не строим дирижабли.
– Пока мы справились только с первым заданием! – ответила Натали с хитрым выражением лица. – Фамильные драгоценности граф тоже не сумел выкупить.
– Надо было взять тебя в банк с собой! – рассмеялась мать. Ей стало немного легче. – Ты бы очаровала нового управляющего!
– Интересно где теперь месье Оливье? – задумчиво спросила Натали.
– Его снова обошли! – сочувственно вздохнула Мари.
Глава 7
Массимо погрузился в векселя. Надо было изучить поручителей и сроки истребования. Его облик свидетельствовал о решительном и энергичном характере. С детства он занимался верховой ездой, улавливая на себе цепкий, взыскательный взгляд своего деда. Крепкое и гибкое тело в дорогом английском костюме, выдавало физическую силу и уверенность в себе. Решения по всем вопросам он принимал взвешенно и быстро.
– L"ugen haben kurze Beine 22 – говорил ему ненавистный дед напряжённым голосом,
крепко зажимая ухо внука за провинность.
– Lassen Sie mich los! 23
Ухо рдело алым цветом после таких нравоучений. В те дни он ненавидел этого сухого, противного старика и всю Германию. Впрочем, урок пошёл впрок. Он не врал никому: ни себе, ни остальным, обходясь молчанием в особых случаях.
Много лет назад, Аллегра с трудом отпустила от себя десятилетнего сына в Германию. Будущее молодого наследника курфюрста обеспечивалось ценой разлуки с матерью.
22
Нем. У лжи короткие ноги
23
Нем. Отпусти меня!
Спустя годы, причины сомневаться в принятом решении отсутствовали. Только одно тревожило. С той поры как он переехал в Германию, к ней он обращался только по имени. Дед обеспечил внуку детство, достойное будущего курфюрста. Он бы не взглянул в сторону своего внука от итальянки, имея других наследников. Отто Оберхайль считал Аллегру ошибкой в жизни своего сына. Об этом он сообщал внуку каждый раз, как только в нём прорывался решительный дух, полный страстности.
Максимилиан Бонэ появился после исправления имени на немецкий вариант. Дед с трудом мерился с французской фамилией, с итальянским именем он покончил сразу. Временами от этой перемены случались казусы. После телефонного разговора с матерью, он невольно забывался и мог представиться как Массимо. Так вышло при знакомстве с Эмилем Дюбуа. Впрочем, на радикальную перемену имени дед не пошёл. Немецкий вариант Макс в Мюнхене закрепился за его внуком с легкостью.
Мари Арно не понравилась ему с первого взгляда. Старая одежда, неухоженный внешний вид и злое отчаяние во взгляде. Она почти вломилась к нему в кабинет. Впрочем, её яростный взгляд, который она бросила на него перед уходом, напомнил ему себя. Отчаяние, ярость и злость теснились в груди десятилетнего внука при виде немецкого деда.
– Ordnung und ordnung! 24 – повторял старческий голос, напутствуя его при получении назначения в Рен.
Уверенность в себе сильнее обстоятельств. Тяжелые времена могут случиться с каждым. Нужно лишь держаться подальше от отчаяния. Оно делает многих людей жалкими или злыми. Оба случая легко оборачиваются бедой.
24
Нем. Порядок и порядок!
Лучший способ жить – постоянно продолжать действовать, сохраняя видимое безразличное отношение к ситуации и никогда не отчаиваться. Время близилось к четырём часам. Его желудок напоминал о себе жжением, требуя обратить внимание на изжогу. Другой бы бросил векселя, ощущая усиление неприятной горечи. Массимо доводил свои дела до конца наперекор всему.
Ближе к вечеру, с документами на подпись зашёл месье Оливье. Маленький, щупленький мужчина около 60 лет. Он бы смотрелся почти подростком, если заприметить его силуэт издалека. Только лысина, оставившая ему последние волосы по бокам головы, мешала этой иллюзии. Сохранив прямую спину, Оливье вступил в ряды тех, кто смотрит по утрам в зеркало с отвращением.