Музей нашей жизни
Шрифт:
Оставить потомкам возможность узнать себя поближе ему не хотелось. Там не осталось страниц, датируемых 1907-1919 годами. Уцелели только несколько листочков в толстой когда-то тетради. На одном из них красным карандашом было обведено имя – Томас Карлейль. Видный британский писатель, почётный ректор Эдинбургского университета.
Про него Эмилю рассказал Поль ещё до войны. В начале осени его цитата появилась на большой черной доске в переплётной мастерской. “Из всех проявлений человеческого творчества самое удивительное и достойное внимание – это книги. В книгах живут думы прошедших времен; внятно и отчетливо раздаются голоса людей, прах которых давно разлетелся, как сон. Всё, что человечество совершило, передумало, всё, чего оно достигло, – всё это сохранилось, как бы волшебством, на страницах книг”. Дяде Селин она показалась уместной среди столов для переплёта, едкого запаха клея и разных реагентов для работы.
– J'ai tr`es froid! 10 – пожаловалась Полина, грея руки и снимая с себя запорошенное пальто.
Селин заждалась её возвращения от мадам Жужу.
– Pourquoi? Faire du cacao? 11 – спросила Селин.
– Bien S^ur! Vent fort! 12 – объяснила подмерзшая с улицы подруга, укутываясь в протянутый плед.
Дружба – стихия, как и любовь. Всё решается в секунду и держится на взаимной симпатии. Душевное совпадение людей определяет долговечность дружбы и любови.
10
Фр. Я очень замерзла
11
Фр. Почему? Сделать какао?
12
Фр. Конечно! Сильный ветер!
Ужин в конце мая был в самом разгаре, когда имя Карлейль прозвучало в столовой на rue Hoche.
– Создание интеллектуального идеала может стать огромной бедой!
– Если речь идёт о фанатиках! – поддержала мнение брата Элен.
–"Hat man sein Warum des Lebens, so vertr"agt man sich fast mit jedem Wie.
Der Mensch strebt nicht nach Gl"uck; nur der Engl"ander tut das" 13 , – процитировал Массимо.
– Das ist aus dem buch von Jenseits von Gut und B"ose oder? 14 – уточнил Эмиль.
13
Нем. “Если у вас есть свое “почему” , вы поладите почти со всеми “как”. Человек не стремится к счастью, это делают только англичане”.
14
Нем. “По ту сторону добра и зла”
– Ja! Genau! 15 – с довольным видом произнёс он снова на немецком языке и тут же вновь добавил на французском: “В книге Ницше весьма мысли!”.
– Мы отлично понимаем твой немецкий, – задорно сказала Соланж, рассматривая Массимо. Всё-таки что-то в нём менялось, тень другой жизни и культуры, и он выглядел более чужим.
– Законность особых привилегий для людей исключительных невероятно опасна! – с задумчивым видом добавила Элен.
– Я согласен с тобой! Обоснование диктатуры у Карлейла весьма опасная вещь! – поддержал Массимо. – Ницше же оттуда подчерпнул идею об исключительной нравственности.
15
Нем. Да! Конечно!
– Ничего нового! – возразила Соланж. – Всегда есть герои и масса.
– Соланж! – резко прервал подругу детства Эмиль.
– Весь вопрос в том, кто будет делить людей на разряды? – также внимательно как минуту назад она разглядывала его, теперь на неё смотрел Массимо.
– Осведомлённые люди надо полагать! – уверенно произнесла она и заметила кивающую в знак согласия Жанну.
– Нравственные идеалы Ницше и Карлейла в этот майский вечер далеки от нашей жизни как Луна от земли, – иронически заметил Эмиль.
– Он просто стремился к лучшему! Возрождению духа немецкой нации!
– И в определённой мере преуспел. Не каждый человек станет в 24 года профессором в Университете Базеля!
– Соланж! Это не самое важное в жизни! – возразила Элен.
– Учти, где закончился его жизненный путь, – поддержал сестру брат.
Беседа оставила странное ощущение. Эмиль никогда не называл Соланж своей невестой. Шутки, полунамёки, предположения, но вокруг что-то витало. Он не подтверждал, но и не опровергал сплетни вокруг дочери Леграна.
Вдруг, дверь с витражом в кабинет Эмиля открылась. Довольная собой собака махнула ему пару раз хвостом. Затем внимательно посмотрела в глаза хозяина.
Немного ворча и покряхтывая, Роми улеглась спать, вытянувшись вдоль дивана. Через несколько минут большой белый лабрадор лежал, слегка похрапывая.
– Elle est l`a! 16 – радостно сказала Элен, обнаружив собаку в комнате брата.
– Oui! 17 Она опять открыла дверь головой!
16
Фр. Она тут!
17
Фр. Да!
Лохматые создания. Добродушные и не очень. Все они умеют пользоваться взглядом умоляющих глаз, собственно, что ещё им остается.
– Она явно мечтает о твоём диване! – умиляясь виду собаки, заметила Элен.
– Она бы отправила меня ночевать на коврик при входе!
– Съев за тебя ужин! Кстати, я принесла свежие булочки с шоколадом.
– Ты снова дала выходной Франсуаз? – Эмиль удивился и продолжил недовольно.– Надо было отправить Жанну на улицу, а самой остаться дома.
– Не стоит так за меня переживать!
Элен качнула в сторону головой. Она ничего не ответила, направляясь к выходу из кабинета. Эмиль быстро поднялся с кресла и последовал за сестрой в столовую.
– Так как тебе погода?
– Ветер поднялся! Лучше оставаться дома – отозвалась сестра. – Во сколько у тебя первый пациент?
– Первый к двум часам.
Элен выглядела чрезмерно бледной. Вероятно, очередной неудачный разговор с Жанной ко всему прочему. Его племяннице только исполнилось 17 лет.
– Как там она?
– Снова игнорирует меня, – вздохнув, ответила она брату.
Эмиль пил зелёный молочный чай, терпкий и горячий. Он не любил булочки с шоколадом. Куда ближе ему был бутерброд с отменной ветчиной и яйцо “пашот”.
Суббота в уютной столовой. Комфортная жизнь такая редкость в любое время. Белые стены и большой белый комод для посуды. Белые шторы, перехваченные синим шнуром с кистями, с двух сторон от окна. Эта комната, единственная во всей квартире, сохранила прежний вид. Ничего не изменилось с его детства. На стенах всё также весели маленькие тарелки с пасторальными мотивами.