Музейный артефакт
Шрифт:
– Давай уйдем, любимый! Мы очень хорошо заживем, когда уберемся подальше от сил зла…
– Не все так просто в этом мире! – раздраженно вскричал Кфир, вскакивая и грубо сбрасывая девушку на топчан. – Что ты знаешь о добре и зле?! Зло пронизывает все вокруг, оно в каждом из нас, и никому не дано от него избавиться!
Дебора заплакала – то ли от того, что ушиблась, то ли от обиды. А он выскочил в коридор и громко хлопнул дверью.
Глава 4
Чудеса под Черной скалой
87-й год н. э.
Ершалаим
Дом лучшего лекаря Ершалаима стоял в Верхнем Городе, на самом склоне горы, окруженный прекрасным садом,
Люд попроще шел по прежнему адресу: в квартал бедноты невдалеке от Нижних Ворот, где практиковал старый Мар-Самуил. Теперь к нему тоже целый день стояла очередь: благодаря знаменитому ученику, тень славы просторного светлого дворца падала на его тесный домишко с подслеповатыми слюдяными окнами. И сам Кфир иногда смотрел с террасы на свою временную обитель, хорошо представляя происходящее там, внутри: как бывший учитель брюзгливо осматривает больных, как читает одни и те же заклинания, как брызгает водой, в которую на ночь опускалась пентаграмма, как от скуки оживляет чучела летучей мыши, ворона и совы…
Впрочем, сейчас он не рассматривал саманный домик под склоном, потому что находился в глубине огороженного высоким забором сада, в отдельно стоящей лаборатории, которая по размерам была не меньше, чем все жилище Мар-Самуила. Сюда можно было попасть и сзади, с дикого пустыря под отвесной Черной скалой, где никогда не ходили люди и тем более не ездили повозки. Но тем не менее и с этой стороны в глухом заборе имелась калитка и двустворчатые ворота для неизвестных посторонним надобностей. Никто не знал, что иногда, по ночам, в них заезжает арба Пинхаса – смотрителя Ершалаимского некрополя. Бывало, что после такого тайного визита Кфир производил очередное удивительное исцеление, сам факт которого, а тем более его секрет, сохранялись в глубокой тайне. Однако пациентами у него были заметные люди, а выздоровление безнадежно больного скрыть невозможно, поэтому по городу ходили восторженные слухи и глухие пересуды, что лекарь Кфир не обходится без помощи нечистого.
Но и светская, и религиозная власть, как римская, так и местная, закрывала глаза на эти сплетни, и на тайные дела, которые творятся ночами под Черной скалой. Больше того, усадьбу Кфира круглосуточно охраняли римские легионеры как важный объект Ершалаимского гарнизона, и ни один посторонний не мог войти сюда без дозволения хозяина. Поэтому банки с сохраняющим раствором, в котором плавали человеческие зубы, глаза, пальцы и другие органы и части тела не скрывались и открыто стояли на длинных полках, протянувшихся вдоль облицованной глазурной плиткой стены.
Так вот, как раз сейчас в своей лаборатории Кфир был занят одним из таких дел, за которое, если оно обнаружится, законом предусмотрена мучительная казнь. Специальной пилой для ампутаций он, со своим ассистентом Ави, отпиливал руку злодею Гершону, который утром был убит стражником при нападении на лавку ювелира в Нижнем Городе.
Удар меча пришелся бывшему каторжнику и моряку прямо в сердце, и это было очень удачно, потому что примерно в то же время огромный нильский крокодил, которым удивлял гостей римский наместник Вителий Гарт, вырвался из огороженного бассейна и принялся метаться по территории поместья.
Садовник в ужасе вскарабкался на пальму, а приземистое зеленое чудовище на низких вывернутых лапах с неожиданной быстротой пробежало по ровно подстриженному газону, аккуратным песочным дорожкам сада и выскочило на ровную брусчатку центральной
Прорвавшись сквозь заслон дворцовой стражи, крокодил бросился к беломраморным ступеням, по которым спускался в сад сам Вителий Гарт, уже привыкший к ежедневной утренней прогулке. Наместник оторопел и недвижно замер – словно кролик перед удавом. Сейчас вся сила Римской империи и вся мощь ее легионов не могли помочь доверенному лицу императора Домициана.
Распахнув зубастую пасть, крокодил угрожающе приближался, до беззащитного мягкого тела прокуратора оставалось не больше пяти-шести шагов… Неизвестно, чем бы это закончилось и какие бы последствия имело для дела управления империей своими провинциями и лично для наместника Гарта, но на пути огромного земноводного стал центурион [15] Клодий – начальник личной охраны прокуратора и его родной племянник.
15
Центурион – командир центурии – воинского подразделения численностью 100 человек.
Молодой, но опытный воин, он знал о твердости естественной брони рептилии, а потому ударил гладием [16] прямо в распахнутую красную пасть, которая тут же с лязгом захлопнулась и больше раскрыться уже не смогла, потому что острый клинок изнутри пробил верхнюю челюсть и его окровавленное острие торчало из устрашающей морды как раз посередине – между черными дырами ноздрей и холодными глазами размером с блюдца.
В это время подоспели триарии [17] из внутренней стражи, со страшными пилами [18] и кельтскими топорами, прорубающими даже железные доспехи франков. Четырехгранные острия на твердых тяжелых древках пригвоздили к земле когтистую лапу и шею чудовища, вонзились между глаз… Раненая рептилия рычала, рвалась и била хвостом, опрокинув нескольких легионеров, но оставшиеся обрушили на нее град ударов, сумев довершить дело, успешно начатое командиром. Лезвия топоров рубили зеленый панцирь, как твердую древесину, только сейчас в стороны летели не щепки, а куски ороговевшей шкуры и брызги темной крови.
16
Гладий – короткий меч.
17
Триарии – ветераны, наиболее опытные воины.
18
Пила – тяжелое копье, пробивающее любое защитное снаряжение того времени.
Сам Клодий участвовать в дальнейшей битве не мог, потому что его рука осталась в пасти огромного земноводного вместе с гладием. И если бы не застигнутый на месте преступления Гершон, то скорее всего своей рукой расплатился бы ни в чем не повинный человек из числа легионеров или – что более вероятно – безответных местных жителей.
Сейчас под воздействием специального снадобья Клодий спал на соседнем каменном столе, не видя, как лекарь Кфир со своим ассистентом отпиливал руку разбойнику, и не чувствуя, как пришивает ее ему. Когда он через сутки придет в себя, рука уже будет на месте, и хотя ее придется почти целый месяц разрабатывать специальными упражнениями, владеть мечом она научится не хуже, чем собственная. Правда, первое время центуриона будет смущать выжженная порохом татуировка на кисти – кораблик под надутыми ветром парусами, но в конце концов он к ней привыкнет и даже сумеет убедительно объяснить окружающим, с какой целью ее нанес.