Музейный артефакт
Шрифт:
Закончив операцию и обведя шов магическим перстнем, Кфир в сопровождении Ави вышел из лаборатории, поручив заботу о Клодии двум своим слугам. Еще двое должны были использовать то полезное, что имелось в теле бывшего разбойника, и уничтожить все остальное. У слуг уже был необходимый опыт, к тому же наложенное заклятье препятствовало им рассказывать кому бы то ни было о тех делах, свидетелями которых они становились, что позволило сохранить им языки, и они очень радовались этому обстоятельству, любили своего господина и были ему преданы.
А ассистент Ави был не только преданным учеником, но и родственником – двоюродным братом Эсфири, поэтому Кфир ему доверял и откровенно
Они неторопливо двинулись по чистой аллее между стройных кипарисов и пушистых елей. Такие неторопливые прогулки после занятий в лаборатории и перед обедом уже вошли в привычку. Именно здесь учитель и ученик откровенно беседовали на любые темы. Именно здесь Кфир учил Ави уму-разуму, разъяснял тонкости проведенных опытов и раскрывал невидимые взгляду хитрости врачевания. Сейчас они шли молча, и лекарь чувствовал, что ученика что-то гнетет.
– Чем ты взволнован, Ави? – наконец, нарушил он молчание.
– Я слышал нехорошие слухи о тебе, Учитель, – робко произнес молодой человек.
Кфир вздохнул. Он знал, что рано или поздно придется открыть ученику глаза на некоторые вещи.
– Не обращай внимания на сплетни, – сказал он, а Ави внимательно ловил каждое слово. – Люди глупы и неблагодарны, к тому же двуличны. За спиной они меня осуждают, но как только сами заболевают, то бегут ко мне…
На Кфире был хитон из тончайшего египетского льна и невесомые сандалии. За прошедшие годы он заметно поправился, приобрел сановную вальяжность и менторский тон, как признанный лектор, привыкший к тому, что его всегда внимательно слушают.
– Вскрывать трупы умерших, конечно, большой грех, – продолжал он.
Они шли по усыпанным красным песком дорожкам среди цветущих роз, олеандров и магнолий. Сад продувался горным ветерком и потому почти всегда сохранял прохладу. В ветвях деревьев мелодично чирикали птицы.
– Но все зависит от целей. Черное колдовство и наговоры – это одно, а светлое дело врачевания – совсем другое! Мы режем баранов и хорошо знаем, как они устроены внутри. Но человек-то не баран, а его устройство нам неведомо. Вот я первым и взялся за эту работу…
– Это большая смелость, Учитель! – кивнул Ави. Это был симпатичный двадцатилетний юноша с круглым чистым лицом, карими глазами и светлыми кудрявыми волосами.
– Путешественник, который открыл новую землю, описывает ее, чтобы последователи не блукали вслепую, а шли по его следам. Есть же карты, на которых нанесены страны, города, дороги, моря… А я решил создать карту тела человеческого… И я ее почти создал. Но это очень большая работа: ведь надо подробно описать каждую косточку, каждую мышцу, каждый орган, а главное – как они взаимодействуют между собой. Так что заканчивать сей труд нам придется вместе…
– Я рад этому, – улыбнулся Ави. – А у меня получается врачевание, Учитель?
Кфир кивнул.
– Скоро я доверю тебе самостоятельный прием. Правда, пациенты для начала должны быть попроще…
– Я понимаю это, Учитель!
– Очень хорошо, Ави! Иди, отдыхай пока…
Оставшись один, Кфир подошел к увитой плющом беседке, стоящей в густой тени финиковой пальмы, и сел в удобное, располагающее к отдыху кресло, сплетенное из пальмовой коры. Закрыв глаза, он попытался расслабиться, глубоко вдыхая напоенный ароматами сосен и кипарисов воздух. Тут же подбежал домашний управитель Шмуэль, чтобы испросить – где желает обедать хозяин. Кфир приказал накрыть стол на продуваемой ветрами террасе, а сюда велел подать перо, бумагу и приготовить почтового голубя. Через несколько минут голубь, часто махая крыльями, полетел во дворец прокуратора с депешей о благополучном исходе операции.
Кфир вошел в дом, стены которого украшала мозаика и фрески, в полукруглых углублениях стояли статуи из греческого мрамора, по углам блестели серебряные семисвечники, на небольшом низком столике желтел золотыми боками ковчег Яхве. Спустившись в полуподвальный этаж, он сбросил одежду и окунулся в бассейн, наполненный прохладной водой, хорошо смывающей усталость. Юная Леа принесла свежий хитон и чистые полотенца, дождалась выхода хозяина из воды и с обещающей улыбкой принялась нежно промакивать его полотенцем. Уже давно Кфир зарастил клеймо раба – выжженный на левом плече двузубец, и перестал прятать свое тело. Некоторое время он благосклонно принимал то ли услуги, то ли ласки служанки, а когда она присела вытереть ноги, погладил черные, блестящие, как агат, распущенные волосы, прижал ее горячее лицо к своему охлажденному животу, а потом увлек девушку к жесткой кушетке в углу…
Освеженный и удовлетворенный, он неспешно вышел на террасу. Благодаря постоянному ветерку, здесь было прохладно, сквозь дрожащее знойное марево открывался прекрасный обзор плотно застроенных кварталов Нижнего города. Тесно прижатые друг к другу плоские глиняные крыши напоминали сшитое из желто-серых лоскутков одеяло бедняка.
Эсфирь выбежала навстречу, радостно приветствуя супруга. Они прилегли на диваны у обеденного стола, проголодавшийся Кфир сразу зачерпнул кусочком лепешки густой хумус и принялся жадно жевать. Эсфирь лениво отщипывала от грозди крупный коричневый виноград.
Вот уже шесть лет Кфир был женат на дочери Бенциона Бен Арифа, и хотя она уступала фигурой Деборе, а лицом Зусе и вообще далеко не была красавицей, но зато секретарь синедриона [19] обеспечивал своему зятю прочное положение в обществе и необходимые полезные связи. Именно Бенцион, исцеленный им в свое время от «огня в печени», ввел молодого человека в круг сановников Ершалаима, которые и стали его основными пациентами, обеспечив молодой семье богатство и процветание.
19
Синедрион – высший орган местной иудейской власти в период римского правления.
Кфир вылечил от падучей сына Исайи – главного раввина городской синагоги, вживил зубы, вместо выпавших от старости, члену синедриона Бен-Бенямину, в руках которого было сосредоточено почти все производство оливкового масла, заменил почку жене первосвященника Раббана Бен Заккайи, а потом тайно исцелил от водянки сердца и его самого. В числе благодарных пациентов были префект римского гарнизона Клавдий, начальник тайной стражи Флавий, легат [20] Антоний, а теперь он оказал услугу прокуратору Вителию! И это, не считая жен и детей знаменитых в Иудее людей и просто богачей, вроде бы не играющих роль в политике, но имеющих значительный вес в обществе! Теперь он тоже стал уважаемым и богатым человеком, заметной фигурой в Ершалаиме! А женская красота и стать есть у Леа, да и многих других служанок и рабынь…
20
Легат – командир легиона, включающего в себя пять тысяч воинов.